Пилип Липень Ограбление по-беларуски
Часть 2. Прозрение

Глава 10. Как Лявон и Рыгор угнали автобус

Собрав последние силы, Лявон дотащил Рыгора, непрерывно восторгающегося красотой мира, до Парка Горького. Они устроились на травке неподалёку от колеса обозрения, и Лявон, прежде чем провалиться в сон, наблюдал, как Рыгор позволил заползти на свой мизинец продолговатому чёрно-оранжевому жуку-пожарнику и восхищённо его рассматривал, поворачивая палец под разными углами. «Вот ведь проняло человека», – даже с некоторой завистью подумал Лявон, закрывая глаза.

* * *

Когда Рыгор растолкал Лявона и хмуро спросил, с надеждой глядя на его рюкзак, нет ли чего пожевать, стало понятно, что он немного пришёл в себя от Шуберта, и теперь можно говорить серьёзно. Прошло, наверное, часа два: до вечера ещё оставалось время, но, чтобы добраться до края города засветло, нужно было выступать немедля.

– Куда? За город? – с неодобрением спросил Рыгор. – Что на тебя нашло? Зачем нам туда? Давай лучше заглянем ненадолго в Резиденцию президента. Мне очень хочется пару раз ударить тамошнего министра головой об стену. Много времени не займёт. А потом завалимся ко мне! Я здесь недалеко обосновался, на Площади Победы. У меня там полный холодильник жратвы, и пива вагон.

– Давай-ка сначала споём песню, – предложил Лявон, и Рыгор выпучил на него глаза.

Но Лявон поборол смущение – он чувствовал, что прозрение Рыгора вот-вот улетучится, если не улетучилось уже. «Пятрусь был прав: от Шуберта прозрение выходит слишком нестабильное». Лявон затянул свою любимую «Несказанное, синее, нежное», и Рыгор, вначале покрутив пальцем у виска, вскоре вслушался, смягчился взглядом и стал подпевать сам. Они пели, глядя то друг на друга, то вверх, где в просветах между медленно колеблющимися кронами деревьев проплывали лёгкие полупрозрачные облака.

– Чёрт с ним, с министром, – сказал Рыгор, когда они допели. – В конце концов, я сам виноват, что попал в тюрьму. А вообще он нормальный мужик. Хочешь, познакомлю? У него конфеты есть.

– Погоди. Чувствуешь, как твоё отношение к миру меняется после песен?

– Ну… Есть немного.

И Лявон начал рассказывать ему о песенном прозрении, работе учёных, конечности пространства, симулякрах и бессмертии. Рыгор терпеливо слушал, в одних местах удивлённо качая головой, а в других утвердительно кивая. Он провёл рукой по мягким метёлочкам росших вокруг трав и аккуратно потянул за одну из них. Тонкая длинная травинка с еле слышным скрипом вытянулась из листа, и Рыгор взял в рот её белый сладковатый кончик.

– Слушай анекдот, – предложил он, когда Лявон окончил речь и замолк в ожидании реакции. – Встретились как-то раз Хайдеггер, Бердяев и Бодрийяр и поспорили, кто больше водки выпьет. Выпили по первому стакану. Хайдеггер закусил жареной колбаской, Бердяев – солёным огурцом, а Бодрийяр ничем не закусил, только шепнул что-то в кулак. Выпили по второму стакану. Хайдеггер и Бердяев снова закусили, а Бодрийяр снова что-то шепнул. После третьего стакана упал Хайдеггер, после пятого упал Бердяев. Просыпаются они утром и спрашивают у Бодрийяра – сколько ты выпил? Десять. А что у тебя за слова такие волшебные, которые ты в кулак шептал? Всё просто, – отвечает Бодрийяр, – после каждого стакана надо приговаривать: это не водка, это симулякр!

Лявон пожал плечами, удивляясь легкомысленности Рыгора в такую важную минуту. Он добавил:

– И прошлого у нас нет. Всё, что мы помним – иллюзия. Вот я, вдумавшись в этот факт, лишился отца и брата…

– А у меня вообще никакого прошлого нет, – махнул рукой Рыгор. – Я всегда жил с татой, работал в гаражах, а по субботам ходил в баню. Вот только когда мы с тобой познакомились и банк собрались грабить, в жизни что-то новое стало происходить. Клёво, да?

«Странно, что он так спокойно это воспринял. Наверное, тоже особенность Шуберта, – удивился Лявон, а потом ещё подумал: – Его жизнь изменилась, только когда он познакомился со мной? Что, я какой-то особенный? А может, я и есть сын Господа, о котором говорил священник? Я спущусь в ад, как луч света, и спасу всех!» Он потряс головой, отгоняя вздорную мысль. Мысль отогналась, но от неё осталось возбуждение и желание действовать. Он встал, отряхивая подол сарафана.

– Но жаловаться мне не на что! – рассуждал тем временем Рыгор. – Конечно, неплохо было бы иметь жену и машину, но не есть ли это в конечном счёте гемор? С женой спишь полчаса в день, а оставшееся время она тебя пилит. А машина? Зачем она нужна, если торопиться всё равно некуда? Лучше прогуляться пешком. Жира на пузе меньше будет, – он засмеялся и хлопнул себя по животу. – А деньги? Вообще дебилизм. Работать ради денег, чтобы потом на них покупать женщин, машины и еду?

– Что ты несёшь! – остановил его Лявон, про себя попеняв на Шуберта ещё раз. – Как ты можешь говорить о том, чего не пробовал? Нельзя сидеть сложа руки!

– А чё? – с насмешкой возразил Рыгор, – Предлагаешь воссоздавать товарно-денежные отношения, как советуют официальные лица? Да пошли они в сад! С меня хватит.

– Я предлагаю исследовать мир! Наука считает, что за пределами города ничего нет, а религия утверждает, что там – ад. Разве тебе не интересно проверить самому? В первом случае мы станем отважными исследователями-первопроходцами, во втором – сынами Господа, проливающими свет в юдоль вечной скорби.

– Ну, понесло тебя! Я ещё помню, какие ты теории двигал по поводу ограбления, вообще супер. Что мы убьём всех банкиров и кассиров и станем святыми, – засмеялся Рыгор и вдруг спохватился: – Кстати! Я пока сидел в тюрьме, ну то есть в музее, скучал и жизнь вспоминал, особенно ограбление. Такое не каждый день происходит, может вообще раз в жизни! Короче, вспоминал наши подвиги и вот что зацепил. Помнишь лестницу на входе в банк? – Лявон кивнул. – А помнишь, как мы спускались с неё вниз, в операционный зал? – Лявон кивнул. – А помнишь, что было под лестницей?

Лявон, сдвинув брови, попытался вспомнить. В задумчивости он достал платочек и высморкался.

– Забор какой-то, вроде бы.

– Точно! А за забором что? Чувак, за забором были автобусы! Инкассаторские автобусы! Тогда мы на них внимания не обратили – нам казалось это обычным. А потом забыли, не до того было.

– Ты абсолютно уверен, что там были автобусы? – Лявон недоверчиво посмотрел на него.

– Мамой клянусь! Зуб даю!

Теперь и Рыгор пришёл в возбуждение. Видимо, мысль о настоящих автомобилях сильно действовала на него даже сквозь прозрение. Он вскочил с травы и предложил сейчас же отправиться к банку, чтобы проверить существование автобусов. Лявон заколебался. Сегодня он планировал разведать, что находится на краю города в районе Востока, и вернуться ночевать в библиотеку – ему не терпелось провести ночь на библиотечной крыше. С другой стороны, увидеть настоящие машины тоже было бы значительным вкладом в науку. К тому же, банк тоже находился совсем недалеко от края города, и Лявон подумал, что уговорить Рыгора прогуляться лишние полчаса будет несложно. В крайнем случае можно вернуться в библиотеку завтра.

* * *

Лявон даже сейчас помнил о карте своих следов: он выяснил у Рыгора, нет ли к банку другой дороги, кроме проспекта Дзержинского, и, узнав, что можно пройти по Железнодорожной улице, настоял, чтобы они двинулись именно по ней. Рыгор пожал плечами и сказал, что по времени вряд ли получится много выиграть, то на то и выйдет. Отряхиваясь и потягиваясь, они вышли из парка. Сворачивать с проспекта и избегать столкновения со спецназовцем Рыгор наотрез отказался, приводя такие аргументы, как «все люди – братья», «добро побеждает зло», «на безоружного у него рука не поднимется». На худой конец, если уж ничего не поможет, Рыгор пообещал «расквасить ему всё рыло».

– Ты ж говоришь, что мы бессмертны? Значит, он меня не сможет застрелить. Логично? Вот и разобью ему всю харю!

И Рыгор, попросив Лявона немного подождать, заскочил в гастроном «Центральный». «Надо бы почаще петь, раз в час, как Пятрусь советовал. А то он какой-то злой становится», – думал Лявон, присев на выступ фундамента и глядя на небо над домами. Хотелось пить, и он вспомнил слова священника о том, что человек не имеет никаких потребностей. «Интересно, сколько я продержусь без питья? Хотя зачем далеко ходить – для начала можно проверить, нужен ли мне воздух!» Лявон задержал дыхание, но тут появился Рыгор с двумя пакетами, набитыми пивом, чипсами и копчёным сыром. Взглянув на Лявона, он вдруг расхохотался.

– И долго ты собираешься его носить? Нет, нет, не снимай! Тебе очень идёт!

Но Лявон уже стягивал сарафан, забыв о дыхании. Туго свернув его и сунув в рюкзак, он сказал, что терять время не стоит, надо идти. Рыгор кивнул и достал из пакета запотевшую бутылку «Сябра». По пути он долго и методично насыщался, с видом серьёзным и сосредоточенным. Лявон поглядывал на него, ожидая удобного момента для музыкального перерыва. Наконец, миновав площадь Независимости и остановившись на мосту через железную дорогу, они ещё раз спели «Несказанное, синее, нежное», и потом Лявон спросил:

– Вот скажи мне, неужели тебе никогда раньше не случалось слушать Шуберта или Сильвестрова? Ты же столько музыки переслушал?

– С Сильвестровым точно не знаком. А Шуберт – ну что Шуберт? Симфонии да, а остальное как-то жидковато для меня, размах не тот. Другое дело – Бетховен, например. Тем более, для всех этих прозрений песни нужны, а я в основном симфоническое слушал.

– А тата?

– Тата? Тата – чудо-человек, его кроме барокко ничем не проймёшь. Такие песни он ни за что слушать не станет. Вот канцоны – это он любит. Или кантаты.

Дальше они шагали молча, каждый в себе. Лявон, напевая есенинский стих, смотрел куда-то вверх и улыбался. Рыгор думал об автобусах, пытаясь понять, сможет ли он водить машину. Он поднял перед собой кулаки, сжав воображаемый руль, опустил правую руку на рычаг коробки передач. А внизу, под ногами, педали. «Вроде смогу…Поеду!»

* * *

– Смотри! Точно стоят! – воскликнул Лявон, когда они приблизились к банку.

Под мостом, за металлическим забором, явственно виднелись жёлтые автобусики с зелёными полосами на боках. Рыгор развёл руками, как бы говоря: неужели ты мне не верил?

– Послушай… Может, на машине за город прокатимся? – сообразил Лявон и от такой хорошей мысли даже ускорил шаг.

– Да мы куда захочешь прокатимся! Только не спеши. Давай сначала разберёмся с этим мудачком директором, – сказал Рыгор, придерживая Лявона за рукав. – А то он снова на крышу полезет, мента звать.

– Ну ладно… Но только условимся его не бить, – при мысли о грубости и насилии Лявон поморщился.

– Бить? Это ещё зачем? Дедовские методы! Я не глупее тебя. Уже научился, как с народом управляться, – Рыгор взглянул на Лявона с заговорщицким видом и добавил: – Мудачок.

Слово насмешило Лявона, и он фыркнул. Рыгор тоже фыркнул, и, как это порой бывает, беспричинный смех вдруг целиком овладел ими. Хохоча, они взглядывали друг на друга, заражаясь весельем всё больше и больше, а потом, не сговариваясь, побежали вниз по лестнице, под мостик, к уже знакомому Операционному залу. С хохотом домчались до входа, и Рыгор, на шаг опередив Лявона, с размаху хлопнул ладонью по двери, фиксируя свою победу. Тяжело дыша, они ввалились внутрь и затихли, сделав друг другу большие глаза и приложив указательные пальцы к губам.

Со дня ограбления там мало что изменилось – исковерканные выстрелами кассовые стойки, разбитые стёкла, глубокие следы от пуль на стенах. Только с пола были убраны щепки и осколки, его подмели и чисто вымыли. Рыгор обошёл стойку и, посмеиваясь, на цыпочках направился к служебному коридору. Лявон, следуя за ним, по пути остановился и заглянул в ту кабинку, в которой они прошлый раз застали директора. На столе стоял канцелярский набор с карандашами и скрепками, несколько горшочков с кактусами, лежал раскрытый на красочной картинке журнал «Вокруг света», а к стенке была прикреплена кнопками большая карта мира в форме двух кругов. Осмотр прервался из-за шума и криков, раздавшихся из коридора:

– Лявон! Сюда, скорей! Держи мудачка!

Лявон поспешно отковырнул ногтем кнопки, снял карту и сунул в карман рюкзака. Вбежав в знакомую дверь приёмной, Лявон увидел, как Рыгор стаскивает директора с подоконника. Видимо, тот пытался снова выскочить за окно и забраться на крышу.

– Отпустите! Уголовник! Знаете, сколько вам дадут за рецидив?

Директор, по-прежнему наряженный в светлую куртку поверх костюма, упирался и брыкался, но Рыгор держал крепко. Он усадил директора в кресло и велел Лявону найти какую-нибудь верёвку, чтобы связать ему руки. Лявон осмотрелся по сторонам, открыл и закрыл дверцы шкафа, заполненного пухлыми бумажными папками, заглянул в ящики стола, но нигде ничего подходящего не находилось. В итоге пришлось использовать галстук в синюю полоску, снятый с директора. Связывая ему руки за спинкой кресла, Рыгор приговаривал:

– Что ж ты, уродец, думал, я из тюрьмы не выберусь? Думал, можно за просто так осудить человека?

Завязав последний узел, Рыгор обошёл кресло спереди и наклонился к директору, пытаясь заглянуть ему в глаза, но тот, презрительно щурясь, направил взгляд куда-то вправо и вверх. Со времени их первой встречи директор переменился: если в тот раз его легко удалось запугать, то теперь он держался гордо и вызывающе. Наверное, он сильно переживал своё тогдашнее унижение, много раз прокручивал его в голове и мучился, что вёл себя не по-геройски. И сейчас, когда ему неожиданно представилась возможность реабилитироваться, он намеревался воспользоваться ею в полной мере. Так думал Лявон, разглядывая директора.

Рыгор распрямился, расправил плечи и стал по очереди похрустывать суставами пальцев – неторопливо, явно рассчитывая на театральный эффект. Действие песен, очевидно, снова подходило к концу, и вот-вот мог произойти акт насилия. Но тут на Рыгора напал кашель, и ему пришлось отступить от своей жертвы и сесть на диванчик рядом со входом. Откашлявшись и утерев выступившие слёзы, он сказал директору:

– Ты поступил подло, как грязный предатель. Но я тебя прощаю, дружок. Помни мою доброту. И его доброту тоже, – Рыгор кивнул в сторону Лявона, вытирающего платочком нос.

Дружок не отводил прищуренного взгляда от потолка, хотя явно волновался – когда Лявон хлопнул в ладоши, для проверки реакции на неожиданный звук, директор, не опуская головы, быстро скосил на него взгляд и сразу же поднял назад, на потолок. Рыгор, наблюдавший за сценой, процедил: «Мудачок», и тут их с Лявоном снова накрыло волной смеха. Притопывая ногами и хлопая друг друга по плечам, они стонали, сгибались пополам и утирали слёзы. Директор бросал на них дикие от страха взгляды: он не знал, чего ожидать от этого непонятного и неуместного хохота, и ожидал худшего.

Немного отдышавшись, они вытянулись перед ним в струнку и запели – Рыгор запел «Липу», а Лявон «Несказанное, синее, нежное» – и от такого несовпадения снова захохотали, держась за животы и повизгивая, но этот приступ длился уже недолго. Лявон отсмеялся первым и первым продолжил свою песню, и Рыгору пришлось присоединиться к нему. Старательно выводя мелодию, Лявон думал о том, что вышло бы, если б они пели директору на ухо одновременно каждый свою песню. И ещё удивлялся тому, что поёт и думает сразу, и одно другому не мешает. Из-за этих мыслей он постепенно утратил свой весёлый задор, сделавшись задумчивым и серьёзным. Когда песня кончилась, он устало опустился на диванчик, предоставив вести переговоры Рыгору.

– Ну что, милый друг, ключики у тебя? – начал Рыгор напрямую.

– Какие ещё ключики? – откликнулся директор, но было неясно, что заставило его вступить в диалог – успешное прозрение или удивление от самого факта неуместного пения.

– От тех жёлтых автобусов, которые там под мостиком стоят.

– Вы не получите от меня ни-че-го, – произнёс директор отчётливо и твёрдо.

Рыгор повернулся к Лявону, чтобы предложить ему спеть для директора ещё и «Липу», но застал его засыпающим, с клонящейся на плечо головой. Рыгор пнул кроссовкой его туфлю, от чего Лявон встрепенулся и недоумённо вскинул голову.

– Пойдём посмотрим, а там решим, что делать.

* * *

Оставив директора в покое, они вышли из здания и остановились под мостиком. Рыгор приблизился к забору вплотную, взялся руками за зелёные металлические прутья и с благоговением смотрел на автобусы. Лявон стоял чуть поодаль, лениво пытаясь понять хоть какую-то зацепку в происходящей бессмыслице: сначала оказалось, что машин не существует, а теперь они вдруг появились снова. «Может быть, мы выздоровели и снова подпали под воздействие иллюзий?» Но против этого свидетельствовал его нос, наглухо заложенный и источающий горячую влагу. Он обернулся и посмотрел на дорогу – а вдруг машины появились и там? Но дорога была пуста. «Если бы не песни, – подумал он, напевая про себя мотив из Шуберта, – я бы не выдержал унизительности положения».

Автобусы

В этот момент Рыгор оторвался от забора и побежал вдоль стоянки. Обежав стоянку кругом, он обогнул лёгкий шлагбаум, задев его бедром и выругавшись, и стал лицом к лицу с ближайшим автобусом. «Забавно, никаких запоров… Наверное, он потрясён, – Лявон наблюдал за Рыгором, не спеша двигаясь следом. – Да, ему пришлось нелегко. Автослесарь, обнаруживший отсутствие авто, похож на… например, на повара, обнаружившего отсутствие в природе продуктов». Лявон с улыбкой вспомнил Янку.

Тем временем Рыгор перешёл от созерцания к активному восприятию: он стукнул ногой по переднему колесу, выполнив магический шофёрский ритуал, и с размаху нажал обеими ладонями на капот, от чего автобус качнулся на рессорах. Затем он дёрнул ручку водительской дверцы, и в два прыжка оказался внутри, за рулём. Приблизившись, Лявон видел сквозь бликующее лобовое стекло, как Рыгор, не шевелясь, сидит внутри и благоговейно осматривается. Наконец Лявон тоже потянул на себя ручку, открыл дверь и полез в кабину, что оказалось не так-то просто – неудачно став на ступеньку правой ногой, он с трудом просунул вперёд левую, испачкав штанину.

Внутри пахло пылью и нагретой пластмассой, посередине, под зеркальцем, болталась на нитке плоская зелёная ёлочка. Рыгор нажал на какую-то кнопку под рулём, и снаружи брызнули на стекло водяные струйки, а потом со скрипом задвигались туда-сюда резиновые щётки, прочертив две прозрачные дуги. Подняв глаза и что-то прошептав, Рыгор опустил руку вниз и повернул ключ. «Однако и ключ», – подивился Лявон.

Автобус завёлся: под ногами мощно и уверенно заурчало. Рыгор сказал, что нужно дать двигателю немного прогреться, но лицо его выражало крайнее возбуждение, глаза горели, и он не выдержал даже одной минуты. Дрожащей от нетерпения рукой он дёрнул рычаг передач и нажал на педаль. Двигатель рыкнул, и автобус рванулся назад, стукнувшись бампером об основание забора. «Чёрт!» – воскликнул Рыгор, тряхнув головой. Лявон терпеливо улыбался. Рыгор с силой выдохнул, видимо взяв себя в руки и решив всё делать аккуратно, и снова передвинул рычаг. Автобус медленно двинулся вперёд. Проделывая сложные манипуляции с рулём, рычагом и педалями, Рыгор вырулил на прямой участок стоянки.

– Получается, а?! – он взглянул на Лявона светлыми от счастья глазами.

Перед шлагбаумом он не стал ни тормозить, ни разгоняться, и тонкая пластмассовая перекладина сначала прогнулась под весом машины, а потом, сухо треснув, отломилась где-то у основания. Рыгор чуть прибавил скорости, осторожно поворачивая по закруглённой асфальтовой дорожке. Они проехали здание «Белнефтехима», повернули к проспекту Дзержинского и притормозили на перекрёстке.

– Нам налево, – заметил Лявон, вглядываясь в Макдональдс и пытаясь разглядеть в светящихся жёлтым окнах фигуру Янки.

Но Рыгор со смехом надавил на газ и повернул направо.

– Эй! Ты куда! Налево надо, за город!

Рыгор смеялся. Он жал на педаль, двигал рычаг и разгонял автобус всё быстрее и быстрее. Мелькнула бензоколонка, какой-то зелёный лужок, потом они резко, с визгом шин, повернули налево, пролетели протестантскую церковь и понеслись мимо серых бетонных заборов, заводов. Желая повлиять на Рыгора, Лявон попытался запеть Шуберта, но машину так трясло, что он замолк, побоявшись прикусить себе язык.

Путь их продолжался минут десять, но они показались Лявону часом. Он с ужасом следил за каждым столбом, летящим навстречу, и обливался потом, а внизу живота что-то неприятно опускалось и тянуло. Но, успешно вписавшись ещё в несколько поворотов и перекрёстков, Рыгор вдруг сбавил скорость и завернул в какой-то двор. Машина остановилась, и он, счастливый и удовлетворённый, откинулся на спинку сиденья. Лявон перевёл дыхание.

– Ну, и куда мы приехали? – возмущённо спросил он.

– К Пилипу. К твоему руководителю практики. Пошли, зайдём, похвастаемся тачкой! – Рыгор выпрыгнул из кабины и потянулся. – Не хнычь! Это мой старый боевой товарищ. Успеем ещё за город.

Лявон мрачно отказался. «Рыгор – совсем дурной. И зачем ему этот Пилип?» Он покрутил ручку, опустил стекло и, высунув лицо наружу, вдохнул вечерний воздух. После рёва двигателя от тишины звенело в ушах.

* * *

Лявона разбудил хлопок двери. Рыгор с размаху уселся на водительское сиденье и протянул Лявону большой помидор. В подоле его футболки лежало ещё несколько таких же помидоров, с десяток огурцов и много мелких синих слив.

– Нету его, блин. А мне поговорить с ним надо… – он раскрыл бардачок перед Лявоном и выгрузил туда добычу. – Думаешь, я так, ради смеха сюда приехал? Нет, брат. Понимаешь, я его, Пилипа – до того как сел – упросил починить телефоны в городе. Расписал всё в красках – гражданский долг, ответственность, благо для народа. А он и поверил, наивный. Да и сам я наивным был, пока в тюрьме не подержали. То есть в музее – ну ты понял. Им благо народа побоку! Закон их долбаный им важнее. Так вот и хотел Пилипу сейчас сказать, что вся эта затея с телефоном – полный отстой. Чтоб он даже и не думал шевелиться. А его, видишь ты, и нету. Наверное, уже на АТС… Ну что, поехали за город?

Рыгор включил фары, завёл двигатель и стал разворачиваться.

– Да что телефоны! Телефоны – херня. Он же, Пилип, всё о смерти думает, готовится. А смерти-то и нет! Вот о чём надо ему сказать!

– Благая весть… Благовещение, – пробормотал Лявон, задумчиво нюхая свой помидор.

Он слушал речь Рыгора вполуха, пытаясь словить за хвостик приснившийся сон, уже ускользающий – кажется, это было что-то очень важное. В молчании они покатили по сумеречному городу, возвращаясь той же дорогой, которой приехали. Минут пять спустя Рыгор сообразил, что можно было попасть за город более коротким путём, по Раковскому шоссе, на Гродно, но разворачиваться было уже поздно.

Когда впереди снова показалось тёмное здание банка, Лявон воскликнул:

– Я вспомнил свой сон! Мне приснилось, что банк – это заколдованное место. Аномальное. Всё сходится! Смотри: раз там есть и деньги, и машины – которых в обычном мире не существуют – то там вполне могут быть и женщины! Поворачивай. Вернёмся и обыщем всё! Кстати, может, этот директор и есть женщина?!

– Да ладно, успеем, – сказал Рыгор, проезжая мимо поворота к банку. – Поехали уж за город, а то совсем темно станет, ничего не разглядим. А спать вернёмся в банк, чтобы наша директорша не заскучала в одиночестве. Я помню, у него там запасы сухого пюре имелись, а я бы не прочь подкрепиться!

– У тебя одно на уме, – засмеялся Лявон и запел «Липу». Рыгор, как умел, подхватил.

Мимо проплыли последние дома спальных районов, приземистая глыба гипермаркета, и вот, поднырнув под мост кольцевой дороги, автобус помчался по Брестскому шоссе.

Шоссе