Когда мы были маленькими, папа делал всё, чтобы вырастить нас развитыми и культурными. Он читал нам книжки, рассказывал сказки, водил в кино, в цирк, и купил огромную лакированную радиолу. И мы охотно развивались! А радиола сразу стала нашей любимицей – из-за глянцевых клавиш. Но папе этого всего казалось недостаточно. Хмурый и озабоченный, он сетовал, что большую брешь в культурной жизни пробивает отсутствие в городе филармонии. И с досадой отодвигал чашку с чаем. Но папа не был пустым мечтателем или вечно недовольным нытиком, он был человеком действия.
Вскоре он договорился с директором школы об аренде актового зала по выходным. И мы начали устраивать филармонические концерты! Мы привозили на тележке радиолу, большие колонки, печенье и пряники. Расставляли стулья и рассаживались. Папа выступал в роли дирижёра: строгий чёрный свитер, всклокоченные волосы и учительская указка. Он стоял на эстраде, глядя вниз. Когда возникала музыка, он поднимал лицо, сосредотачивал брови и принимался чертить в воздухе указкой, то плавно, то резко и отрывисто, стараясь попадать в такт. Время от времени он поглядывал на нас, и это значило, что он пишет слова, и надо угадывать. «Брукнер – великий композитор», – читали мы. Но Брукнер и Малер были нам скучны. Больше всего мы любили Шостаковича. Мы ждали, пока папа поставит Пятую симфонию, и тогда бросали стулья, начинали скакать и бегать по залу. Это не запрещалось, наоборот – папа поощрял хореографию. Нам нравилось забираться на эстраду и прыгать оттуда в руки братьев, на манер панков. Папа улыбался и тоже пританцовывал. Паркет поскрипывал. Когда пластинка кончалась, мы, тяжело сопя, шли в буфет, ели булочки с повидлом и слушали папины рассуждения о пользе музыки. Мама, торопливо семеня, вносила кастрюлю с борщом, полную, тяжёлую, горячую. Папа вскакивал, подхватывал – не обожгись, матушка! Что ж ты раньше не пришла? Первое отделение такое славное было! Ну, хоть ко второму поспела. Давайте, детки, берите ложки! Кушайте скорее и пойдём. Второе отделение начинается! И мы глотали, торопились, боялись опоздать.
Вот так постепенно мы и пристрастились к музыке.