Когда начинало холодать, перед сном к нам с братиками поднималась мама и укутывала в одеяла и пледы. Она настаивала, чтобы мы спали в пижамах, хотя нам это казалось слабостью, недостойной сильных духом и закалённых телом. Подождав, пока она спустится по лестнице, мы сбрасывали с себя всё, распахивали форточку и засыпали в суровой прохладе. А однажды мама зачем-то вернулась и, застав нас мужественно голыми, очень удивилась.
– Неужели вы не слышали сказку о холоде? Слушайте: жил-был один человек, в чине старшины, и превыше всего в жизни он ставил холод. И летом и зимой обливался он холодной водой, суп ел исключительно из холодильника, кальсоны не признавал, спал голышом на балконе и почитал закалку за главную человеческую добродетель. Всех превзошёл закалённостью старшина: и отважных сержантов, и лихих лейтенантов, и крепких майоров, те только диву давались и разводили руками в восхищении, куда, дескать, нам до него! Нелегко приходилось старшине, каждый зимний день был для него мучительным испытанием, но он не сдавался: со скрежетом зубовным распахивал дверь в метель и пил ледяной кефир лицом к ветру, а потом забирался в сугроб и со стонами растирался мокрым полотенцем. И вот как-то раз вернулся он домой со службы такой продрогший, голодный и усталый, что от жалости к себе у него аж слёзы навернулись. И вот сидит он, и видит вдруг под стулом носки – старенькие чёрные носки, с латкой на пятке – и дай, думает старшина, надену я эти носочки, большой беды не сделается, ах, какие носочки. Натянул он носки, да так в них и заснул. И с того дня ослаб и покатился по наклонной: сначала кровать с балкона в комнату перетащил, потом стал в трусах спать, потом в рубашке, потом под шинелью. Но всё холодно казалось несчастному старшине! Накрывался он и одеялами, и перинами, и шубами, и электрогрелками, и ковры на себя громоздил, и матрасы, и полиэтиленовую плёнку для парников, и линолеум, а под конец выскочил и побежал к шахтёрам: спустите меня, братцы, в самую глубокую шахту! Хочу, чтоб земля была вкруг меня и чтоб грела! Удивились шахтёры, но перечить не стали: привязали его верёвкой и спустили на самый глубокий подземный уровень. А старшина, как дна достиг, верёвку перерезал и стал рыть, рыть как крот, вниз да вниз, и зарылся, и никто его с тех пор не видел. Говорят, что дорыл он до самой магмы и в ад провалился, но и там ему холодно, и раз в год слышны в той шахте протяжные стоны… Вот так-то, детки.
Два раза объяснять нам было не нужно! Мы поспешно натянули пижамы, укрылись одеялами и пледами и больше никогда не спали в холоде.