Утром, уходя на работу, девушка пыталась меня разбудить и тихонько говорила «ээй», но я прилежно храпел, причмокивая для правдоподобия. Когда она тронула меня за плечо, я замычал, прянул, и она отскочила. Постояв полминуты и посомневавшись, она хмыкнула и пошла – решила меня оставить. Я слышал, как она льёт воду в ванной, чистит зубы, скрипит створкой шкафа и издаёт какие-то пластмассовые звуки у зеркала в прихожей. Наконец хлопнула дверь, повернулся ключ. Интересно, смогу ли я выйти?
Я сел. Ковёр на полу был бежевый, пушистый, приятный ногам, в углу стоял стол с ноутбуком, на стенах висели батики с хризантемами. В холодильнике отыскалась баночка обезжиренного йогурта, совсем одинокая среди наледи. Растягивая йогурт, я рассматривал полочку с дисками и книгами: было много Бетховена и Булгакова. Какая славная девушка! Я раскрыл шкаф. Она перестирала летнюю одежду и разложила её аккуратными стопочками, перемежая веточками лаванды и розмарина. Ей нравился салатовый, нежно-лиловый и мальчиковые рубашки в клеточку. Бельё она любила белое, в мягкий рубчик и со складочками. Я вставил Бетховена в проигрыватель и лёг в её кровать, понежиться. На ночной тумбочке она расстелила кружевную салфетку и посадила зайчика. В нижнем ящике хранились цветные ленточки, лоскутки и пуговички. В среднем лежали несессер, лаки и пилочки. В верхнем, запертым на ключик – а ключик прятался под салфеткой – тайный девичий дневник. Я раскрыл наугад: «Любить… любить… любить без оглядки… знала бы Оленька… знал бы он, как любить без оглядки! О нет… моё предназначенье – любовь».
Понежившись под звуки струнных, я пошёл на кухню, смотреть в окно. По дороге катили машины, по сырым газонам шли галки, два студента в шапках курили и смеялись. И тут я увидел его! Он, не торопясь, прохаживался по той стороне, и, кажется, был здесь уже долго. Белый Охотник! В белом костюме, таком нелепом в ветер и дождь! Он делал вид, что ждёт трамвая, и рассматривал газеты в киоске. В любую секунду он мог повернуть голову, поднять глаза и заметить в окне меня, но я словно оцепенел. «Прячься, прячься, беги!» – шептал я себе, но был не в силах пошелохнуться. Пришёл трамвай, но Охотник, конечно, не сел в него. Как он выследил меня? А я ещё не верил! Кто же выдал? Тот зелёный дантист? Трамвай тронулся, и Охотник стал медленно-медленно поворачивать голову, поднимать глаза. И я застонал, захрипел, метнулся – и упал в узкий промежуток между плитой и мойкой. Сжался и замер, дрожа. Успел? Или он заметил?