1. Зубы зверя
«Ночью пробудился он от шорохов и сел в кромешной тьме, и слышал тихие шаги зверей. Обступали его звери и шептали на своём древнем наречии, и он понимал всякое слово. Вопрошали звери, роптали: доколе томиться будем под игом телесности, правды последней не ведая? Доколе в глазах наших стоять будет осенняя влага и стылых дерев дрожание? Доколе плыть нам по тёмным течениям к морю, вечно стремясь и вечно не достигая? Чуешь ли нас, старец? Дивился он столь складным речам, и так отвечал: согбенна спина моя и немощно разумение, однако знаю, добрые звери, знаю доподлинно – воссияет и для вас свет! Свет невидимый, ощущаемый лишь шерстью загривной, но свет истинный, окончательный. Послушайте, звери: смело сквозь туманы к цели ответной ступайте, лапой мохнатой по мхам и хрупким хвоинкам. Ищите препятствие, звери, препятствие великое, пересечь кое не в силах станете. И поверили ему звери, и в тёмном тумане растаяли, чутьём ведомые. Он же лёг и спал до утра».
Вот бред! Виталя оттолкнул клавиатуру и встал с табурета. Шагнул несколько раз по комнате и вернулся, перечитал. Сойдёт. По крайней мере необычно, ни одного стандартного рекламного оборота. Должно пролезть сквозь любой спам-фильтр. Теперь надо позвонить Валентайну – пусть даёт подробную инфу о своём эксперименте. Завтра. А сейчас – спать. Третий час. Хорошо хоть соседей сегодня нет, а то вечно ноют, что мешаю.
Снова сел на табурет, притянул клавиатуру. Зашёл на свой любимый порносайт – может, кто-нибудь выложил новые фотки? Или хотя бы новые комменты. Но жизнь замерла даже в интернете. Ночь пятницы. Точнее, уже суббота. Мёртвое время. Виталя оттолкнул клавиатуру и зевнул.
Колебнулся – поесть ли? хотя б бутербродик со сгущёнкой? – но сдержался, выстоял. Взял в тумбочке зубную щётку, тюбик с пастой и вышел в коридор. Ни одной полоски света под дверями комнат, все разъехались на выходные, а кто не уехал – уже давно спят. Длинный коридор освещался только по торцам, лампочками на лестницах. Чёрный провал кухни. Если включить там свет, встревоженные тараканы затопчутся, побегут по столам, по плитам – к спасительным плинтусам. Виталя вошёл в туалет, пустил воду, выдавил колбаску пасты на щётку. Из окна дуло холодом. Оскалив зубы, он прилежно тёр их щёткой, белые капельки летели на зеркало. Зубы зверя. Доколе нам сна не знать?
2. Как в гамаке
Слухи о пиратских подвигах Витали были слишком преувеличены, и в первую очередь им самим. Он занимался спамом – рассылкой рекламных писем. Заказчиков, желающих себя таким образом прорекламировать, найти было непросто, они шли нарасхват среди других спамеров, но иногда заказы всё же случались, и Виталя получал хорошую прибавку к стипендии. Мастерство его профессии заключалось в том, чтобы пробиться к получателю писем сквозь многочисленные спам-фильтры, жестоко отсеивающие рекламу по ключевым словам. Например, если в тексте содержались выражения «предлагаем услуги», «продаём электронику», «сезон скидок», «опытный психолог», то такое письмо отправлялось почтовой службой прямиком в урну. Приходилось идти на различные хитрости, а самая простая и любимая из них состояла в сочинении абсурдного, но связного текста, который невозможно было бы расценить как рекламу. Сама же реклама вставлялась в виде картинки, которую текстовый робот не воспринимал. Такие уловки помогали не всегда, но зато, получив от какой-нибудь известной компании сообщение «ваше письмо прочитано», Виталя гордился собой и не стеснялся объявить товарищам, что ловко взломал очередную систему защиты.
Так он собирался поступить и в этот раз, разыскав почтовые адреса людей, хоть как-то связанных с коллайдером, и разослав им письмо с воззванием о помощи непризнанному гению – Валентину Валентиновичу. Это всё, что мог сделать Виталя. Поэтому на автомат по экзамену у Валентайна он не очень рассчитывал, но надеялся получить хотя бы зачёт по лабам.
Снимая штаны и укладываясь спать, Виталя сонно раздумывал, что можно бы написать совсем другой текст письма, о короле фруктов Валентайне, могущественном властителе апельсиновых плантаций, повелителе побережий, влияние которого простирается даже на микромир, и властью которого элементарные частицы объединяются в Абсолют. Нет, обидится ещё. Совсем сдвинулся наш Валентайн, упекут его рано или поздно в психушку. Вечно пьяный. Хотя конечно весёлый мужик, ничего не скажешь. Побольше бы таких преподов. Виталя протянул руку к тумбочке и взял карамельку. Чтобы спалось слаще, как говорила бабушка. Сетка кровати пружинила и прогибалась под Виталей, поскрипывала. Говорят, в такой спать вредно, а мне нравится. Удобно, как в гамаке. И он заснул.
3. Прибыльная специальность
Виталя родился в семье мелкого виноградаря, владеющего гектаром земли в Гродненской области. Он продавал виноград на крупный завод и ставил немного домашнего вина для штучной продажи на рынке и для личного пития. Заветной мечтой бати была своя маленькая винокурня, и он сильно рассчитывал на Виталю – что тот поступит в аграрный университет, отучится, и уж тогда они вместе осилят! Следующая ступенька в хозяйстве, новый уровень жизни. Он посчитал затраты на строительство и оборудование, и вышло нелегко, но вполне реально – в кредит, конечно. А Виталя колебался. С одной стороны, коньячное производство в стране процветало, и батина мечта, воплотившись, сделала бы Виталю богачом годам к сорока. В школе с ним учились близнецы, сыновья фермера-соседа, владельца винокурни. С четырнадцати лет они приезжали на уроки на собственных авто – в холода на огромном джипе, а в жару на лаковом кабриолете. Их папа достраивал коттедж, похожий, несмотря на скромное название, скорее на родовой замок в современном стиле. Всё это говорило само за себя. Но с другой стороны, мысль о том, чтобы остаться крестьянином и всю жизнь проработать на земле, пусть и в качестве хозяина, наводила на Виталю тоску. Ему представлялась намного более заманчивой идея переехать в столицу и заниматься там интеллектуальным трудом. Например, программированием. Тоже ведь достойная и прибыльная специальность.
В год выпуска из школы вопрос решился сам собой. Виталя, закончив десять классов с золотой медалью и получив отличные результаты на тестах, всё равно не смог поступить в аграрный университет – из-за невероятно высокого конкурса, чуть ли не пятьдесят человек на место. Туда поступили только абсолютные вундеркинды и лауреаты специальных фондов. Зато на программирование Виталю приняли охотно и даже обеспечили бесплатным общежитием. Батя погоревал, но смирился. В конце концов, профильное образование в их деле не принципиально. Тем более он, будучи человеком неглупым и внимательным, замечал, что Виталя к винограду относится прохладно. Батя грустил, но не отчаивался. Подрастали две младшие дочки, умницы, любимицы. И кто знает? Может всё оно и к добру. Времена меняются, и женщины сейчас успевают не хуже мужчин, а то, глядишь, и лучше.
4. Не за внешность, а за ум
Когда Виталя переехал в город на учёбу, и отеческие надежды перестали его гнести, ему зажилось куда привольнее и веселее. Посещение лекций контролировалось сквозь пальцы, экзамены случались всего лишь два раза в год, компьютер имелся, и даже интернет удалось подключить, хоть и очень заторможенный. Денег было мало, но добрый батя присылал из дома вдоволь вина, и Виталя быстро обзавёлся славными товарищами. Ни дня не проходило, чтобы они с соседями по этажу не устраивали дружеских вечеринок со спорами, идеями, хохотом, песнями под гитару и засыпанием вповалку на полу. Так пробежал первый семестр, за ним второй, потом промелькнули каникулы, и снова началась осень.
Но постепенно к Витале вернулась его старая тревога, зародившаяся ещё в старших классах школы: он был катастрофически непопулярен у девушек. То один, то другой соратник выбывал из компании, пропадая где-то вечерами, ночами, и появляясь в общаге с утомлённым и умудрённым видом. Большинство из них через некоторое время возвращались к прежней товарищеской жизни, снова беззаботно пили и веселились, но на каждом их слове и жесте Витале виделся несмываемый налёт зрелости.
Виталя не блистал красотой – блёклые редкие волосы, большой лоб, переходящий в ранние залысины, незрелый румянец, малый рост и высокий вес. Последние два обстоятельства особенно тяготили его. В глупом отрочестве Виталя с чёрным раскаянием считал, что не растёт из-за неоднократно случавшегося курения и пристрастия к онанизму – так пугали слухи – но, повзрослев и поумнев, он списал всё на семейную генетику. Новое объяснение ровно ничего не меняло, но хотя бы избавляло от чувства вины. Избыток веса объяснить было сложнее: худенький батя и тучная мать – кто из них должен влиять и почему? Младшие сестрёнки – обе худенькие. Размышляя о прожитой жизни и анализируя, Виталя остановился на том, что в детстве его раскормили бабушки: жирный творог со сгущёнкой, изюм со сметаной, бутерброды с маслом, ириски, пирожные-картошки и чай с четырьмя ложками сахара.
И чем меньше Виталя нравился девушкам, тем больше он робел, а чем больше робел, тем меньше нравился. Конечно, он неоднократно бросал вызов злому року – но на приглашение в кино или даже в театр все девушки как одна сказывались неожиданно занятыми или прихворнувшими. В итоге эта тема сделалась закрытой и болезненной. Для приятелей, чтобы не выглядеть жалким, он сочинил туманную историю о геройских похождениях в родном посёлке, где ему чудом удалось избежать публичного скандала и принудительной женитьбы, и теперь он на некоторое время взял тайм-аут от губительного общения с бабами.
С мнением, что мужчину любят не за внешность, а за ум, Виталя мог согласиться только с большими оговорками: любят, да, но далеко не все. Витале действительно выказывали внимание две девушки, впечатлённые его хакерской славой. Одна из них училась в его группе, и была всем хороша, за исключением лица – наверное, она когда-то переболела тяжёлой болезнью, и её щёки и лоб сплошь покрывали рытвины и бугорки, которые не могла скрыть никакая пудра. Однажды они соприкоснулись ладонями, и Виталю поразила нежность и теплота её кожи. Стройная, женственная фигура, мелодичный смех, густые волосы – и непоправимо отталкивающее лицо. Нет, нет!
Другая девушка жила в общаге этажом ниже, и также была преисполнена всяческих достоинств, но она страдала от излишков веса ещё в большей степени, чем Виталя. Она походила на анекдотичных американских толстяков, и за глаза над нею смеялись, что папа оплатил ей усиленное трёхразовое питание в Макдоне на всё время обучения. Сам Виталя никогда не принимал участие в злых насмешках, испытывая на себе, что значит нарушенный обмен веществ, когда ешь совсем мало, но тело неудержимо тучнеет. А если совсем урезать рацион, то начинает болеть желудок, и тут уж задумаешься всерьёз, что для тебя важнее – загубленное смолоду здоровье или десяток-другой лишних килограммов. Но даже при всём дружеском понимании он не мог представить эту толстуху своей девушкой.
5. Ароматный ветерок
Но иногда, в состоянии полусна, когда стереотипы слабли и рассеивались, те девушки вдруг приходили к нему в мечты, и он жарко принимал их. Освободившись от принятых стандартов, плоть становилась близкой, лакомой. Он поворачивался под тяжёлым одеялом, прижимаясь грудью к своим рукам, и представлял, что это – их руки. Нежные ладони однокурсницы, её полные губы, упругие бёдра соседки, гладкие, тёплые. Сжимал, надавливал, ласково двигался.
Но пора вставать!
Одиннадцать.
Протирая глаза, Виталя спустил ноги на пол, встал. Взял из холодильника початый пакет молока, налил в кружку, выпил, налил снова. Отрезал от булки два ломтя, намазал маслом. Расхаживая по комнате, ел. Надо позвонить Валентайну, чего время терять. Пускай даёт связный текст о своих открытиях и об опыте, а я вставлю всю эту муру в письмо. Доедая второй бутерброд, он присел на одеяло и притопывал по коврику. Несколько крошек упало на пол, и Виталя сгрёб их ногой под кровать. Пыль. Чья очередь убирать? Вроде не моя.
Допив молоко, Виталя взял телефон, подошёл к окну – там лучше ловилось – и вызвал номер Валентина Валентиновича. Пиип. Моросил дождик, окна соседнего общежития пустовали. На следующие выходные надо и мне к бате съездить. Пиип. Может, спит ещё? Хотя уже двенадцатый час. Старички должны рано просыпаться. Пиип. Ну, поднимай же!
– Алё! – сказал наконец детский голос.
Это ещё кто? Может, я номер неправильно записал?
– Здравствуйте. Мне нужен Валентин Валентинович. Я правильно звоню?
– Да, всё правильно, но он сейчас спит.
– Извините… А… а когда он проснётся?
В трубке молчали.
– Ладно. Спасибо. Я перезвоню попозже.
Вот дела! Ну ничего, попробую через час. Хотя что странного – суббота всё-таки. Может человек поспать в субботу или не может? Ещё накатил наверное вчера, после того как мы с ним. Схожу пока что в душ. Виталя собрал в пакет с надписью «Гродно V.S.O.P.» мыльницу, мочалку, шампунь и бритвенный станок, забросил на плечо полотенце, сунул в карман шортов ключи и вышел.
Душ находился в цокольном этаже. На лестнице Виталя встретил уборщицу, тяжело поднимавшуюся наверх. В душ бежишь, Виталик? Беги, беги, там чистенько, я только что вымыла. Ты чего домой не поехал? На следующей неделе поеду, тёть Кать. На первом этаже он встретил Саныча, сонно плетущегося в туалет. Саныч, кто из наших остался? Хер знает, вроде из триста второй пацаны не уехали. А, ну подтягивайтесь вечерком, у меня ещё вино осталось! Добро. Почему здесь не сделали лифт, думал Виталя, отдуваясь, вниз ещё куда ни шло, но вверх всегда так тяжко подниматься.
В коротком коридорчике, ведущем в душевые, стоял влажный и тёплый дух, чуть отдающий хлоркой. Виталя стягивал полотенце с плеча, готовясь зацепить его на вешалку, когда из женского отделения вышла девушка. Незнакомая, наверное первокурсница. Она, не заметив Виталю, подняла ногу назад и поправила шлёпанец. Этого мгновения хватило, чтобы Виталя охватил всю её глазами – мокрые светлые волосы, тяжёлая грудь под футболкой в капельках воды, ровные тонкие ноги в обтягивающем коротком трико. В паху её бёдра не соприкасались, оставляя между собой откровенный горизонтальный промежуток, и от этого нюанса у Витали захватило дух. Так бывает у фотомоделей на эротических сайтах! Она опустила ногу и продолжила путь, коротко и равнодушно взглянув на Виталю. Посторонившись, чтобы дать ей пройти, он ощутил ароматный ветерок, возбуждённый движением её тела.
6. Несчастные лишние килограммы
Он почти обернулся к ней и почти уже сказал что-то независимо-весёлое, приветственное – но нет, не смог. Последнее обидное разочарование ещё слишком хорошо помнилось: дискотека на позапрошлой неделе.
Дискотеки устраивались на втором этаже, в актовом зале, пустом помещении размером в две жилые комнаты. Пару раз в месяц, по случайным дням без расписания, несколько особо активных пятикурсников, заручившись разрешением администрации, расклеивали во всех коридорах афишки с приглашениями, приносили стереосистему, мешок дисков и делали звук погромче. Приходили парни, тщательно скрывающие опьянение, приходили парочками нарядные студентки, по удалённой орбите кружила воспитательница, ненавязчиво следившая за порядком. Виталя и Мих, его сосед по комнате, стояли у распахнутого входа, небрежно опершись плечами на стену. В голубых джинсах и футболках с надписью «Vodka». Они надеялись с кем-нибудь познакомиться и были настроены очень оптимистично. Виталя специально купил кулёк сладких соевых батончиков, чтобы было чем угостить, устроил его в заднем кармане и время от времени ощупывал.
И вот. С лестницы в коридор свернули две девицы из соседнего общежития, обе стриженные и крашеные в жёлтый, в коротких юбках. Одна повыше, с толстыми губами и мясистым лицом, в короткой синей курточке, открывающей проколотый пупок, другая – черноглазая, с неправильными чертами, с клетчатым платком на плечах. Отлично! Как раз то, что нужно! Виталя шагнул навстречу и стал непринуждённо знакомиться. Они косились, посмеивались, и были если не восторженны, то вполне благосклонны. Мих стеснялся и почти не говорил, но зато выглядел мужественно – молчалив, подтянут и широкоплеч. Без лишних слов они с неправильной девушкой нырнули в тёмный, освещённый только огоньками стереосистемы зал и стали танцевать где-то у дальнего окна.
Виталя, улыбаясь, потянул туда и мясистую. Она с непонятным неудовольствием спросила, почему он всё время улыбается. Виталя сделал вид, что не расслышал – музыка действительно гремела – но уязвился и постарался согнать улыбку. Они дёргались в темноте, в ритме транса, лицом друг к другу, и девушка казалась ему по-настоящему прекрасной. Вот оно! Не упусти. Глаза её поблёскивали, но она смотрела в сторону, вниз, не на него, хотя он ни на секунду не забывал втягивать живот. А потом начался медленный танец, и её, неожиданно воспользовавшись паузой в разговоре, пригласил парень с четвёртого этажа. Даже не взглянув на Виталю, она пошла с парнем, и они топтались на месте под томные завывания тенора, обнявшись. А потом снова заиграло быстрое, парень стянул рубашку – красиво накачанный торс – и они прыгали, покачивали тазами, и она явно не спрашивала, чему тот улыбается. Улыбалась сама. Виталя пытался подвинуться к ней в танце, притереться, но она отворачивалась, отходила, смеялась парню с четвёртого. Они пили минералку из бутылки, парень плеснул себе на голову. Пена, хохот. С досадой Виталя сел на стул и сидел до самого конца, услащая горечь соевыми батончиками и мрачно наблюдая, как все постепенно расходятся: Мих с неправильной, парень с четвёртого – держа мясистую за талию. Все парами. И только он.
«И всё из-за каких-то несчастных лишних килограммов!» – думал Виталя, заново переживая огорчение и с силой натирая телеса мочалкой.
7. Коньяк ему купи!
– Алё! – в третий раз сказал детский голос.
– Привет, это опять я. Валентин Валентинович уже проснулся?
– Он вставал ненадолго, но теперь снова прилёг.
– Это твой дедушка, да? Разбуди его, пожалуйста! У меня срочное дело! Не бойся, он не рассердится, уже два часа, пора вставать.
Девочка послушалась и пошла будить Валентина Валентиновича. Виталя решил, что успеет съесть бутерброд, и успел. В трубке с минуту шуршало, доносились невнятные слова.
– Слушаю, – голос Валентина Валентиновича был хрипл.
– Здравствуйте. Это Виталий. Я уже начал работать. Мне теперь нужно подробное описание вашего эксперимента.
– Ааа, Виталий, ну конечно. Так что же вы? Приходите. Адрес помните? Приходите-приходите, я вас жду!
– Хорошо. Иду.
– Стойте, стойте, погодите! Виталий, не могли бы вы по пути зайти в магазин и купить бутылочку коньяка? Отечественного производства. Любого, совершенно любого.
– Валентин Валентинович! – возмутился Виталя, – У меня ни копейки! До стипендии ещё неделя!
– Да? Извините меня, Виталий, извините. Тогда не нужно ничего, просто приходите.
И положил трубку. Кажется, так и не проспался, хотя кто его разберёт. Совсем обалдел! Он хоть знает, сколько нам стипендии платят? Коньяк ему купи! Нет, надо себя твёрдо держать. Один раз купишь – потом вообще на шею сядет. Довольный собой за то, что поставил препода на место, Виталя съел пару пряников, допил молоко, проверил напоследок почту и захлопнул за собой дверь. В конце коридора шла вразвалочку тётя Катя с ведром и шваброй, тряпка свисала. Если б она была помоложе… А то ведь лет шестьдесят, не меньше.
На улице моросило, но слишком слабо, чтобы возвращаться за зонтиком. Капюшон. Безлюдно. Начало субботы, все ленятся по тёплым квартиркам. Навстречу прошли трое, подвыпившие работяги. «Ты меня понимаешь, братан? Или ты меня не понимаешь?» У входа в полуподвальный ресторанчик курили две официанточки в форменных фартучках. О чём они разговаривают? Та, что повыше – особенно хороша. Как она отставила ногу! Даже не взглянут, сучки высокомерные.
8. Самоуверенная юность
Девочка, которая отвечала ему по телефону, оказалась худенькой, черноволосой, лет десяти.
– Привет! Меня зовут Виталик, я к Валентину Валентиновичу. Я звонил.
– Заходите.
Она, наверное, собиралась уходить – зелёная куртка, аккуратно заправленные в воротник волосы. Виталя нагнулся развязать шнурки, а она пошла в комнату.
– Валентин Валентинович, просыпайтесь, к вам пришли!
Значит, до сих пор спит. Неудивительно! Похоже, он всю ночь пил. В квартире стоял мутный алкогольный дух, и Виталя сделал было хозяйский шаг на кухню, открыть форточку, но Валентин Валентинович уже звал его:
– Виталий! Виталий! Подите сюда!
Валентин Валентинович, в костюме, галстуке и бархатных тапочках, лежал на диване под красным пледом. Увидев Виталю, он откинул плед и спустил ноги на пол. Пиджак его неприлично помялся, рубашка вылезла из-под пояса, штанины перекрутились вокруг ног, всклокоченные волосы торчали пучками. Настоящий безумный профессор!
– Хорошо, что сегодня суббота и лекций нету, правда, Валентин Валентинович?
Валентин Валентинович, не отвечая на фамильярность, указал на журнальный столик, где стояли две бутылки коньяка: французский Rémy Martin и минский Кристалл. Кристалла оставалось не более четверти, а Rémy Martin, из матового стекла, не просвечивался. Виталя внимательно рассмотрел бутылки, конический стакан – ничего такого – и перевёл взгляд назад на Валентина Валентиновича. Тот настойчиво продолжал указывать и даже потряс пальцем, требуя особой пристальности.
– И что?
– Доказательства, Виталий! Вот доказательства.
– Не понимаю. О чём вы говорите?
– Виталий. Не препирайтесь. Возьмите и попробуйте. И вы всё поймёте сами.
– Да не хочу я ничего пробовать! Объясните сначала, что вы хотите сказать?
– Виталий. Объясняю. Мой эксперимент проведён успешно. Всё подтвердилось. Абсолют материализован. Коллайдер не понадобился. Не волнуйтесь: вы в любом случае получите свои зачёты и оценки, раз я пообещал.
– Валентин Валентинович… – Виталя морщился от этой бессвязицы. Он сожалел, что пришёл – доцент несомненно был пьян и разговаривать с ним не имело никакого смысла.
– Да послушайте же вы! Да посмотрите же! – Валентин Валентинович понял ход его мыслей и говорил уже гневно, – Вот оно, воплощение Бога! Маленькая девочка, в которой сосредоточен мой лагранжиан! Вероника, подойди сюда, пожалуйста. Вам хочется доказательств, Виталий? Я тоже их хотел – и я их получил! Извольте попробовать – коньяк Кристалл значительно лучше, чем Rémy Martin. И это сделала она. Пробуйте, ну!
– И коню понятно, что Кристалл лучше, – Виталя с досадой осматривался, не зная, что ему делать теперь. – Вы б ещё Гродно V.S.O.P. сравнили для смеха. Как будто вы раньше не знали, что французские коньяки – сплошная сивуха. Ладно, Валентин Валентинович, пойду я, наверное. А вам бы позавтракать неплохо.
Валентин Валентинович рассмеялся, легко забыв свой гнев, как это часто случается у пьяниц.
– Слепец! Эх вы. Самоуверенная юность. Идите, идите, я вас не удерживаю. Вы ещё все вернётесь, с восторгами и нобелевскими премиями. Но знайте, мне это неважно, я двигаюсь дальше! – он встал, качнулся и снова сел. – Только одна к вам просьба: отведите Веронику домой. Её мама уже вернулась и волнуется.
9. Странное желание
– Далеко идти? – спросил Виталя девочку, когда они спускались по лестнице.
– Нет, в этом же доме, третий подъезд, – держась за перила, она перескакивала через две ступеньки и приседала, приземляясь.
– А как ты вообще у него оказалась? Я подумал сначала, что ты внучка.
– Никакая не внучка. Валентин Валентинович прочёл свою формулу, и в меня локализовался Абсолют. Хочешь, я пойду с тобой и выполню все твои желания?
Они вышли на улицу и остановились у скамейки. По-прежнему шёл дождик. Из кустов выглядывала кошка, опасливо пригнувшись к земле.
– Тебе понравилась эта игра, да? Будешь теперь всех дурачить?
– Какой ты недоверчивый! Хочешь, проверим? Давай, загадай что-нибудь!
Виталя засмеялся. Вот, оказывается, чем развлекается Валентин Валентинович спьяну – придумывает игры для маленьких девочек. Своих внуков нет, вот он и. Старым людям нравится играть с детьми, умиляются. А что она будет делать, когда не сможет выполнить задание? Он обернулся по сторонам, придумывая. Сделай, чтобы эта кошка залаяла! Вероника стала смотреть на кошку. Та привстала, прижала уши и выгнула спину дугой, шерсть на позвоночнике угрожающе вздыбилась, хвост толсто распушился. Она сделала шаг к Витале, оскалилась – и вдруг звонко тявкнула, как тявкают маленькие вздорные собачонки на поводках у старушек. Кошка сделала ещё один шаг, явно намереваясь вцепиться Витале в штанину. Он вздрогнул и отступил.
– Ну что, я победила? – Вероника отвела взгляд от кошки, и та тут же скрылась в кустах.
– Офигеть! Но как ты это сделала?
Девочка молчала, подразумевая, что вопрос глупый и не заслуживает ответа. Пошли, сказала она, пошли погуляем, я не хочу идти домой. Они медленно двинулись вдоль дома, свернули на улицу. Виталя был ошарашен и не находил, что сказать. Он утёр рукой мокрый от дождя лоб и посмотрел на ладонь. Капли стекали. Магазин. Может, ей мороженого купить? Хочешь мороженого? Нет. А я хочу. Он забежал за пломбиром в вафельном стаканчике, и она терпеливо ждала у входа. Слушай, а мама, тебе разве не надо к маме? С мамой уже всё в порядке. Он не понял, но не стал вникать.
– Давай-давай, загадывай настоящие желания, – снова предложила Вероника, – есть же у тебя настоящие желания? Что тебе нужно для счастья?
Что мне нужно для счастья? Он облизывал пломбир, оттягивал время. Ему казалось, что он попал в бред. Вот вчера же ещё всё было нормально – и вот.
– Ну хорошо. А что пожелал Валентин Валентинович?
– Чтобы местные коньяки были самыми лучшими на свете.
– Странное желание! Ведь они и так самые лучшие? – Виталя уже ни в чём не был уверен.
Вероника пожала плечами. Они шли. Восьмой учебный корпус. Библиотека.
10. Не мелочиться, не торопиться
– Тогда сделай так, чтобы я нравился девушкам! – решился Виталя.
Эти слова стоили ему большой внутренней борьбы – ведь признаваться в таких вещах было постыдно, а тем более маленькой девочке. Но он собрался с силами и выдавил просьбу, а теперь ожидал ответа, глядя под ноги. Сейчас она начнёт расспрашивать – да что, да почему. Бррр.
Но Вероника только коротко сказала: ок.
И ничего не изменилось.
А впрочем, что должно было измениться? Лужи, холодные ручейки. Виталя повёл девочку к общежитию, чтобы не ходить без толку под дождём. Они шли той же дорогой, по аллее с тополями, мимо того же полуподвального ресторанчика. Смотри! Вероника кивнула на вывеску с изображением свиной тушки, схематично разделённой на участки с цифрами. Забавно, да? Они стали читать меню в стеклянной рамочке под вывеской. Канапе на белом хлебе, валованы, тарталетки, грибной кокот, сыр с виноградом. Виталя, хоть и не понимал большую часть названий, голодно сглотнул. Пойдём ко мне, поедим чего-нибудь, сказал он Веронике. И они уже почти пошли, но тут дверь между высокими садовыми фонарями открылась, и вышли две официантки. Те самые, снова курить. Они о чём-то говорили и пересмеивались, доставая сигареты и зажигалки из узких чёрных джинсов, и одновременно взглянули на Виталю. Этот момент ему запомнился: весёлые улыбки на их лицах мгновенно погасли, сменившись растерянным ошеломлением, как будто к ним подкатил на лимузине голливудский киноактёр или сошла со сцены британская рок-звезда с гитарой в руках. Официантки просто пожирали его глазами, и Виталя застеснялся.
– Спускайтесь к нам, молодой человек! – попросила одна, видя, что он собирается уходить. – У нас сегодня субботнее меню!
– У нас спортбар! Большие плазмы, прямые трансляции, немецкое пиво! Вы любите отварных раков? – поддержала вторая, но первая оборвала её, осуждающе дёрнув за фартучек.
– Стейк из лосося! Каре ягненка с гранатовым соусом!
– А вашей сестрёнке – коктейли и торт!
– У меня нет денег, – мрачно отрезал Виталя, украдкой посмотрев на Веронику. Она безучастно рассматривала схему свинки, покачивая головой. Попросить? Нет, не буду мелочиться, подумал он. Не буду торопиться. Достаточно и того, что.
Официантки начали объяснять что-то о дисконтных картах и времени бизнес-ланча, но Виталя поблагодарил, отвернулся и потянул Веронику за рукав – идём. Чуть погодя он обернулся – девушки провожали его взглядами и перешёптывались. Помахали ему руками и крикнули: заходите в другой раз!
11. Любая влюбится
– Тебе сколько яиц поджарить?
– Одно.
– Ты любишь глазунью? Или накрыть сковороду крышкой, чтобы желток запёкся?
– Мне всё равно. А хотел бы ты собачку?
– Собачку? Нет. Тем более здесь нельзя.
Они обедали просто, но плотно: широкая яичница с сыром, булка с шоколадным маслом, солёные грибы, помидоры и домашнее вино. Вероника осматривалась и расспрашивала о плакатах на стене: это кто? А это кто? Это Брижит Бардо. А это Катрин Денёв. Витале нравились старые актрисы. Ну в смысле не по возрасту старые, а по времени, поправился он. Они уже умерли? А фиг их знает, может и умерли.
В дверь постучали – это была тётя Катя. В нарядном платье с крупными розами и лилиями, она ласково улыбалась и держала в одной руке конверт, а в другой промасленный свёрток из пергаментной бумаги. В конверте было письмо для Витали, а в свёртке было сало.
– Сама солила, Виталенька, – приговаривала она, разворачивая, – На рынке купила и засолила, сама, сама, всё сама. Очень вкусное сало. Посмотри, какие прожилки! Это свинку кормили разным кормом по очереди, чтобы были прожилки. Настоящее деревенское сало. Режь, режь, по кусочку, себе и девочке. Как тебя зовут? Ты сестричка, да? Красавица! Молодец, что приехала к братцу, уж он, наверное, так по дому соскучился. Здесь даже шкурку можно кушать – нежная.
Она переступала по полу толстыми отёкшими ногами, а глаза её увлажнялись от удовольствия при виде того, как Виталя отрезал сало и накладывал на хлеб. Когда он откусил и зажевал, она не удержалась и провела ладонью по его затылку. Для Витали этот визит и эти ласки были полной неожиданностью – раньше ничего подобного за тётей Катей не наблюдалось. Ну и дела, думал он. Я конечно хотел нравиться девушкам, но разве ж это девушка? Хотя логично, если вдуматься, любви все возрасты покорны и всё такое. Он налил тёте Кате вина в кружку, она чокнулась с ним и присела на кровать, расправляя подол на коленях.
– Хорошо вы здесь живёте, Виталенька, молодцы. Всё чистенько, аккуратно, красиво. И соседи у тебя хорошие ребята подобрались. А жениться не думают ещё? И правильно, рано ещё, учиться надо, лучше об этом и не думать пока. А девушка-то есть у тебя, Виталенька? Чего стесняешься? Есть у него девушка, Вероничка? Такой парень видный, просто загляденье! Любая влюбится. Вы кушайте, кушайте, отрезайте сало ещё, это всё вам. У меня вот дочка младшая, тоже в институт поступила, на третьем курсе. Чудо, а не девушка – и милая, и послушная, и рукодельница, и на аккордеоне играет. Только б ей парень попался правильный, – она со значением смотрела на Виталю, – В наше время не так-то просто хорошего парня найти. И красивая, и умница. Я тебе фотокарточку покажу потом, да?
Когда тётя Катя наконец ушла, Вероника спросила Виталю – счастлив он теперь или нет? Виталя сказал, что пока ещё нет, но очень скоро будет, без сомнений.
– Спасибо тебе! Ты просто не представляешь. Теперь всё пойдёт по-другому. А я? Ну, что мне нужно сделать? Для тебя? За то, что ты?..
– Ничего не нужно! Это подарок. А когда я вырасту, ты женишься на мне!
Такого оборота Виталя не ожидал и нахмурился. Но, кажется, она просто шутила. Он закрепил шутку: ответил горячим согласием, посмеялся, а сам прикинул, что вырастет она лет через десять, не раньше. Времени ещё много. Она, наверное, красивой будет – вон как смотрит. Почему бы и нет, мне уже будет под тридцать. Тридцать – это было так далеко, почти нереально, и Виталя успокоился совсем. Заварив чаю, выложив на тарелку печенье и подвинув Веронике банку с клубничным вареньем, он взял письмо, которое принесла тётя Катя. Письмо приходило ему впервые. На первом этаже у вахты висел ящик для почты с ячейками по первым буквам фамилий, и он иногда туда заглядывал. Один раз ему пришла просроченная повестка, и всё.
12. Понеслось
На конверте было много мелких марок. Саша К. Ах вот это кто! Учились в одном классе, она была самой красивой девочкой, о которой мечтали все. Но совершенно неприступная. Письмо изначально адресовалось в его деревню, но папа, не зная, как скоро Виталя приедет домой, переслал его в общежитие. И что же она от меня хочет? Бледно-жёлтая бумага в тонкую клеточку.
«Здравствуй, Вит. Я никогда не написала бы тебе, оставаясь той, кем я была до сих пор. Но теперь я решила измениться, твёрдо решила, и перед шагом в новую жизнь я должна высказать тебе всё, что составляло прежнюю меня все эти долгие годы. Я целиком состояла из тебя, Вит. Я пропиталась тобой, как пропитывается вечерний воздух ароматом сирени. Без остатка. Каждый мой день состоял из тебя, твоего светлого лица и солнечной улыбки. По ночам я не могла спать и мечтала, ты стоял передо мной, прекрасный Давид из учебника истории, мужественный, великодушный и такой далёкий. Мне достаточно было одного лишь взгляда на тебя утром, когда ты входил в класс, юный бог, и я чувствовала твоё присутствие всем своим существом. Когда тебя вызывали отвечать, я опускала лицо, не в силах смотреть, и только стук сердца, только твой голос. Мне казалось, что если наши взгляды встретятся, ты всё поймёшь, и я пропаду, растворюсь в твоих глазах, и весь мир задрожит и накренится. Люблю тебя, Вит, и буду любить тебя всегда. Но мы никогда не увидимся, я знаю, я так решила. Ты недостижим, как весеннее небо, как звезда. Знаешь, я даже хотела себя убить, но не от печали, а от счастья любви, чтобы смерть остановила и запечатлела его навсегда. Хочется петь и плакать, когда я вспоминаю те дни, когда ты был так близок ко мне. Я закрываю глаза, и мне кажется, что я могу дотянуться до тебя рукой. Прости, что я пишу тебе это письмо, но я должна сказать, ты должен знать. Теперь, когда я…»
Ну вот, подумал Виталя, оторвавшись и переведя дух, ну вот, понеслось.
Тут в дверь снова постучали, и он отложил письмо.
– Привет, Виталь, это мы!
Те самые девицы с дискотеки, с раскрашенными лицами: мясистая с лиловой помадой и сиреневыми веками, а черноглазая – с ярко-красными волосами и губами, с синими ресницами. Обе в откровенно обтягивающих спортивных костюмах и коротких курточках.
– Все разъехались на выходные, и у нас ужасно скучно! Ты не против, если мы у тебя посидим немножко?
Они устроились на той же кровати, где ещё не распрямилась тяжёлая вмятина от тёти Кати. На предложение вина или чая они охотно согласились, сначала на чай, а потом сразу и на вино. Виталя достал из шкафа новую бутылку, откупорил и разлил по кружкам. Ой, какое вкусное, сладкое, что это за сорт? Какие красивые кружки, это откуда? Виталя напрочь не помнил, как их зовут, а спросить было совестно, ведь он сам с ними познакомился совсем недавно, на позапрошлой неделе. Это кто? А это кто? Это Брижит Бардо. А это Катрин Денёв. Мне нравятся старые актрисы. Хихи, только старые? А молодых ты не любишь? Они весело пружинили на матрасе и болтали ногами. Садись с нами! Виталя чувствовал, что пьянеет. Веронику шум ничуть не стеснял, она спокойно и неторопливо лакомилась вареньем – не съедая сразу ягоду, а осторожно откусывая. Рассматривала гостей.
– Привет, девочка! Как тебя зовут? Сестрёнка, да, Виталь? В каком ты классе? Ой, а можно мы покурим? Вероника, ты на нас не смотри, мы просто балуемся, а вообще это вредно, – мясистая выпятила губы, прикуривая тонкую сигаретку.
– Жить вообще вредно! – традиционно добавила черноглазая.
– Хахаха!
– Хахаха!
– Виталь, а пойдём с нами на вечеринку завтра! У нас одни девчонки, а парней нету.
– А нормальных вообще нету!
Мясистая касалась его ноги коленкой, и Виталя волновался. Ему было жарко, он чувствовал, что его лицо неприлично горело. Давайте откроем окно, здесь так душно! Да, давайте! Вероника не замерзнет, она же в куртке. Вероника, ты почему в куртке? Снимай! Нет, пусть не снимает, а то ещё простудится! Ой, правда, я как вспомню, как я болела! Ужас, неделю не могла выздороветь! И справку в поликлинике не давали – температуры не было! Они болтали без умолку, но при этом Виталя не мог сообразить, о чём с ними говорить. Но как-то участвовать было нужно. Давайте сыграем в карты? Да, давайте! Он вытащил из тумбочки колоду карт и начал раздавать. Мясистая, подняв голову и выпустив вверх струю дыма, потянулась к пепельнице и опрокинула свою кружку с вином.
– Ну что ты ДЕлаешь! – воскликнула черноглазая с истеричным ударением на первом слоге. – Посмотри, что ты сделала, коза!
Она вскочила, отряхивая ногу. На постели расплывалось красное пятно, закапало на пол. Сейчас, сейчас, подождите! Виталя побежал на кухню за тряпкой.
13. Парень с четвёртого этажа
В коридоре, неподалёку от его комнаты, сидел на корточках парень с четвёртого этажа. Он привалился спиной к стене и смотрел куда-то вверх. Виталя часто видел его, и даже воспылал к нему злобой на той дискотеке, но знакомы они не были. Он прошёл мимо, торопясь на кухню. Пустил воду, намочил тряпку. Парень стоял в дверях.
– Ты что, таким крутым себя считаешь? Думаешь, если красавчик, то всё дозволено?
– О чём ты вообще? – оторопел Виталя.
На его взгляд, парень сам был красавчиком, настоящим мачо: белая майка с узкими бретельками облегала мощную грудь и подчёркивала загар, явно морского происхождения. Бицепсы и плечи рельефно выпучивались. Широкий и мужественный подбородок, чётко очерченные губы, прямой нос, высокий лоб, лихая причёска со стриженым затылком и зачёсанным набок чубом – Виталя тут же почувствовал себя неполноценным уродцем. Пузо-пузо, три арбуза.
– Думаешь, если тебе так в жизни повезло, то о других можно ноги вытирать? – его голос глухо вздрагивал. – А что, если я сейчас разобью тебе всё твоё хорошенькое личико? Личиком о стену, а?
– Да о чём ты говоришь? Что я тебе сделал?
– О чём я говорю? Да? Я говорю о девушке, которая сидит сейчас в твоей комнате! Это моя девушка, понимаешь? И я не потерплю, чтобы какой-то…
– Эй, погоди! Они просто зашли посидеть! Две подружки! Ничего такого! Которая из них твоя девушка? Мы играем в карты. У меня там и сестра, чай пьёт с вареньем. Пошли с нами, хочешь? Выпьем вина. Или иди забери её – разве я против? Давай, иди! А я здесь подожду.
Парень сдулся и обмяк.
– Чёрт, – сказал он с тоской, запустив пальцы в чуб, – почему я не могу быть таким, как ты? Вроде и ем много, и сладкого, и жирного, и на ночь! И двигаться стараюсь поменьше… Не могу поправиться, и всё. А руки наоборот мясистые. А тут ещё маманя упросила с ней на море съездить, и видишь – загорел, как последний крестьянин. Знаешь, как трудно девушку найти? Тебе этого не понять…
– Брось, что ты несёшь! – Виталя было дико слышать такие слова, но удовольствие и восторг подступали откуда-то снизу, с самых ног. – Меня Виталя зовут, будем знакомы? Так пошли, что ли, ко мне? Посидим, музыку послушаем, в дурачка сыграем.
– Нет… нет… – парень обречённо качал головой, так и не представившись. – На фоне тебя я буду выглядеть смешно. Я лучше подожду, пока она сама придёт ко мне.
– Ну нет! – Виталя слишком хорошо представлял его чувства, – Иди и сам её уведи. Не кисни! Давай. А лучше обеих забери, у меня куча дел, а им нужно слишком много внимания. Давай!
14. В каждую складочку
Чувствуя себя справедливым и великодушным, Виталя стоял у окна кухни и слушал звуки в коридоре – стук двери, голоса, шуршание, смех. Шаги шлёпанцев.
– Ты здесь? А я тебя ищу.
Он обернулся – девушка, которую он видел в душе. Коротенькое чёрное трико, серая футболка с забавной собачкой из мультика, приподнятая на груди. Он не осмеливался откровенно разглядывать её и смотрел в лицо. Светло-голубые глаза, светло-русые волосы, по-спортивному собранные в хвостик. Невыразительные черты, но живой яркий взгляд, слегка исподлобья.
– Там в душе лампочка перегорела. Я взяла у вахтёрши новую, но старую боюсь сама выкручивать – у неё колба отвалилась, висит на проволочке. Ты мне поможешь?
Она пошла впереди, а Виталя за ней, послушный, как щенок. Все мысли пропали в его голове, и он только смотрел, как она идёт, без малейшего намёка на вульгарные покачивания, свободной походкой богини-охотницы. Половинки её аккуратно-округлой попки ритмично напрягались, а спина оставалась ровной и неподвижной, расширяясь к плечам стройным треугольником. Сегодняшние гостьи казались теперь Витале жалкими дурнушками, и он с благодарностью подумал о парне с четвёртого этажа. Спускаясь по лестнице и опередив его на пролёт, она подняла голову и задорно сообщила, что её зовут Катерина. Катя, Катя, повторил он, чтобы сразу же не забыть.
Лампочка в женском отделении душа и впрямь болталась на проводке. Виталя привстал на цыпочки и осторожно ухватился пальцами за чуть торчащий из патрона ободок цоколя. Надо было бы отключить свет, но он не мог поступить так трусливо. Поддалась, пошла. Он крутил. Вот она, есть! Но на последнем витке колба оторвалась, полетела вниз, на кафельный пол, и звонко разбилась, брызнув осколками.
– Стой! Не двигайся, – сказал Виталя как можно суровее.
Он нагнулся и стал собирать тонкие скорлупки в ладонь. Ай! Чёрт! Вонзилась. Он поднял ладонь к глазам, разглядывая сгиб пальца. Катя шагнула к нему: выбрось, потом соберём! Она потянула его в полосу света, падающего из мужского отделения. Взяла его руку, точными ноготками сжала острое стёклышко, вытащила из кожи, стряхнула. Выступила кровь. Она подняла палец к губам, присосалась. Водила языком по ранке, глядя ему в глаза. Дезинфекция. Он стоял, замерев. Она оставила ранку и прильнула к нему, поцеловала в губы. Он знал, что так будет. Ещё раз, долго. Её язык был сильный, прохладный, чуть солёный от крови. Виталя робко положил ей руки на плечи, а она залезла ему под рубашку и быстро гладила. Везде, везде. Виталя с ужасом думал о своих жирных складках: вот, вот, сейчас ей станет противно. Снимай, снимай, шептала она. Он заражался её жаром, внизу стремительно набухало. Она отпрянула от него и одним движением стянула с себя футболку. Невероятно красивая! Вот так, с поднятыми руками! Виталя уже терял контроль над собой и над своими мыслями. Она спустила трико на пол, переступила через него, повлекла Виталю под душ. Груди упруго вздрагивали. Она открыла воду, струи с шумом ударили. Он судорожно расстёгивал пуговицы, она помогала, дёргала, рвала. Как ты прекрасен! Она целовала его в грудь, в живот, нежно гладила мокрыми ладошками его пышные бёдра. В каждую складочку.