Убийство на улице Свислочской
Дождь начался стремительно – не успело синее облако наплыть на солнце и сгладить контрасты, как с шумом и плеском полило, вскипели водяные пузыри на асфальте, потекли белёсые разводы цветочной пыльцы. Кто-то распустил зонтик, кто-то помчался во всю прыть, кто-то укрылся под каштанами, а они вскочили под бетонный козырёк с пожухшей и стёршейся вывеской «Компьютерные услуги населению». Один в голубых джинсах и футболке с пальмами, другой в светлых брюках и рубашке с коротким рукавом.
– Ну и дождик!
– Хорош!
– Люблю такой!
– И я. Особенно когда гроза!
– Теперь всё ударит в рост. Только дождя и ждали.
– Точно. А то в последние годы сухо стало, ни снега зимой, ни дождя летом.
– Может, из-за глобального потепления. Недаром же столько лет об этом и тут и там.
– Может да, а может и циклы. В истории много чего повторяется, и если в записях поискать, и не такое найдёшь.
По улице прокатил медленный автобус с оранжевыми огнями, поднимая по сторонам шумные пласты воды. Лица за запотевшим стеклом белели мутными размытыми овалами. Прошелестел блестящий от брызг велосипедист, упрямо склонив голову, обтянутая трико спина и голые колени казались спиной и коленями надувной куклы. Парочка, ёжившаяся под промокающим каштаном, наконец решилась и побежала куда-то прочь, держась за руки и хохоча. Небо темнело.
– Всё хлещет.
– Прекрасно.
– Подольше бы не стихал.
– Жаль, если сразу кончится.
– Да. Помню, моя бабушка тоже очень дождь любила.
– Сколько она прожила? Я-то своих уже не застал, ни одну, ни другую.
– Семьдесят девять. Бывало, дождь идёт, а она у окна стоит и шепчет: в такую красоту и умирать не жалко.
– Мудрые слова. Если уж выбирать себе смерть, так чтобы всё кругом было красиво. Чтобы последний раз наглядеться и… нырнуть.
Они взглянули друг на друга и отвернулись. Становилось прохладно. Один засунул кулаки глубоко в карманы и поднял плечи, другой скрестил руки и потирал ладонями повыше локтей. С козырька над ними лило, в соседнем окне задёрнули полупрозрачную штору и зажгли люстру. Были видны кухонные шкафчики с хрустальными бокалами за стеклом, вафельное полотенце, деловито-спокойные женские движения, облечённые в плюшевый халат. Дело шло к ужину.
– И я тоже.
– Что?
– Подумываю.
– О чём подумываешь?
– О смерти. Что хорошо бы вот так умереть.
– Брось. Нам ещё жить да жить. Или у тебя со здоровьем нелады?
– Нет, здоровье в порядке. И личная жизнь в порядке, семья. И не голодаю, видишь, даже брюшко наел. И трудом не изнурён…
– Погрустить захотелось? Или пофилософствовать? Понимаю. Со всеми случается. Хотя может и не со всеми, а только с теми, у кого склонность.
Они почти синхронно похлопали по карманам, достали сигареты и долго закуривали, пряча огоньки зажигалок в сомкнутые ладони и уворачиваясь от ветра. Один прислонился к закрытой наглухо железной двери, другой присел на корточки, но от неудобства и сырости сразу встал. Дым сдувало начисто, водяная пыль душила табачные угольки, тонкая бумага коробилась под случайными каплями. Остатки чистого неба сгонялись сумрачными тучами к далёкому горизонту.
– Ты поможешь?
– Ты о чём?
– Помоги мне умереть.
– С ума сошёл. Что ты городишь!
– Как раз когда всё хорошо, надо умирать. Потом станет хуже.
– Ерунда. Может, наоборот станет ещё лучше? А в могилу никогда не поздно.
– Сам подумай. Я состарюсь, буду дряхлый, полунищий, буду хоронить друзей и родных одного за другим, буду болеть. Не хочу.
– Согласен, что-то в этом есть. Согласен. Я бы даже и помог тебе. Но мне что потом делать? В тюрьму садиться? Жизнь себе портить ради тебя?
Сильный порыв ветра изогнул гибкие дождевые струи, вывернул наизнанку кусты, бросил им на штанины измятые каштановые листья. Чуть поодаль раздался треск, и с верха старой берёзы полетел вниз, сминая и путая зелёные пряди, кривой разлапистый сук. Упав в траву, он качнулся и застыл, белея свежим изломом и рваной лентой бересты. Они с минуту смотрели на мёртвый сук, потом стали отряхиваться. Улица опустела, остались только ветер и вода, даже машины пропали, будто тоже пережидая бурю.
– Ты не бойся.
– Хватит.
– У меня всё готово.
– Меня не приплетай. Пойди да утопись спокойно.
– Сам я не могу, просто физически! А мы так устроим, что тебя не заподозрят.
– Да мало ли кто нас заметит! Или отпечатки, или брызги крови, или ДНК всякие.
– Смотри, какой ливень! Всё смоет начисто. Здесь по кустам, потом к речке, там в зарослях ни души. От тебя никаких усилий, обещаю!
– Поверить не могу... Ладно! Соглашаюсь из чистой солидарности любителей дождя. Но учти, если даже малейшее сомнение – я не при делах. Ну, побежали!
Они наискосок продрались сквозь густые кусты, в несколько секунд вымокнув насквозь, и перебежали через дорогу, по щиколотку в широких ручьях. Подняв руки, пересекли заросли крапивы, по пояс в высокой траве проскользили вниз и, раздвигая ветви ивняка, запрыгали по кочкам вдоль реки. Дождь лил отвесно, длинные листья плясали, лоснились, струи мелкой речки бурлили, волнились и переплетались. Сзади и сверху пророкотал приглушённый слепой гром.
– Здесь всё.
– Где?
– Вот здесь, под бревном.
– Ну, давай посмотрим, что там у тебя…
– Пластиковые хомуты да пару полиэтиленовых пакетов.
– Я понял. Всё просто. Фиксируем руки и ноги, а затем мешки на голову.
– Верно. Вяжи меня к этой иве. Крепче затягивай. Вот так, хорошо. Теперь пакеты, по одному, в несколько слоёв, чтобы наверняка. И спасибо тебе.
– На здоровье, друг. Хотя какое уж тут здоровье! Погоди, не дёргайся, я ещё один мешок надену. Да тихо ты! Умом не разделяю, но сердцем я с тобой. Прощай.
2016 г.