Раньше Хулио никогда не видел Годзиллу так близко. Сейчас она мирно спала, уютно устроившись в изломе стены Токио Тауэр и выставив наружу свою необъятную спину. Хулио велел Кумико ждать внизу и ничего не предпринимать, а сам осторожно взобрался на гигантский хвост и, пригнувшись, стал подниматься по сонному телу. Высокий бок впереди мерно вздымался и опадал. Достигнув рёбер, Хулио остановился, присел на корточки. До сих пор ему казалось, что кожа Годзиллы должна быть грубой, шероховатой, чуть ли не окаменевшей, и теперь он поражался её приятной тёплой упругости. «Какой я мужлан однако, прямо в ботинках... Снять, что ли... Ладно, вроде чистые...» Расставляя ноги для устойчивости пошире, он преодолел дышащий бок и, мягко ступая, двинулся по шее. Под матово-бледной кожей пульсировала голубоватая жилка, и Хулио наклонился, провёл по ней пальцем. «Совсем как у Толика на виске... А у Колика такие под коленками...» Хулио чувствовал, как в его груди растёт волнение. Лицо Годзиллы было особенно нежным, над ним витал лёгкий аромат женственности и полуденного сна. «Хулио-сан! Хулио!» – донёсся снизу тоненький голос Кумико. «Дурочка», – поморщился Хулио и нагнулся к уголку губ Годзиллы. Алые, пухлые, такие близкие. Годзилла еле слышно прошептала что-то во сне. Хулио опустился на колени, снимая с себя рубашку, лёг. Пряжка предательски звякнула. Ближе, ближе, ещё ближе. Кажется, она чувствует. Но как нежно! Ещё, ещё, вот так...