Когда мы с братиками возмужали, ни дня не проходило, чтобы Хулио не рассказывал нам в подробностях о своих прекрасных подругах и о своей любви к ним, такой неодинаковой и всякий раз непохожей. Но иногда на него находила меланхолия, и он начинал абстрагироваться и обобщать.
– Знаете, братики, ведь я с самого детства чего-то жду – и от девочек, и от девушек, и от женщин. Чего-то! Каких-то особенных слов, что ли. Которые куда-то позовут, всё окончательно прояснят и всё навсегда изменят! И начнётся настоящая жизнь, счастливая, полноводная! Но почему-то этого никогда не происходит...
– А я тебе скажу по секрету, Хули, – сказал по секрету Толик, – у меня хоть и жена, и двое дочек, но я тоже до сих пор этого жду!
И они грустно округлили глаза, и полетели мечтательными взглядами за горизонт.
– А я вам скажу, пацаны, – сказал Колик нарочито грубо, – это вы совсем не бабу ждёте, а Бога.
И они от неожиданности нахмурились, и почесали затылки.
– А я вам скажу, – сказал Валик, – это мы все ждём смерть.
А Хулио терпеть не мог подобной псевдо-философской болтовни; в таких случаях он молча вставал и уходил собираться в кино.