Пилип Липень История Роланда 0AA

В наушниках

Барахло, оставшееся на антресолях от старых хозяев квартиры, я выбрасывать не стал, и раз в месяц, утвердив стремянку, поднимался и погружался по пояс в просторное тёмное нутро. Протянув руку наугад, я шарил, щупал и тащил. Чего только не находилось! Медные тазики, бадминтонные ракетки, хромированные смесители, надувные круги-акулы, фланелевые рубашки. Один раз попались большие чёрные наушники, мягкие, комфортные, с завитым в длинную спираль проводом. Наушники пришлись мне впору, и я полюбил носить их на улицу вместо шапки. Помимо тепла наушники дают приличную звукоизоляцию: внешний шум затихает, а вместо него появляются таинственные призвуки от дыхания, шагов по снегу, трения волос о воротник.

Впрочем, походив несколько дней в тишине, я заскучал и решил послушать аудиокнигу. Аудиокнига хороша, когда она длинна, и когда у актёра низкий, бархатный и доверительный голос – так я рассудил. «Война и мир» Л. Н. Толстого – вот что я спросил в лавке. «Война и мир» идеально подходит для бесконечного февраля – бескрайний тягучий сериал с регулярными вкраплениями драгоценных и полудрагоценных сцен. Постепенно я увлёкся: часто бывало так, что добравшись до дома, я не выключал книгу, влезал прямо в пальто на диван и дослушивал очередную главу до конца.

Я слушал Толстого день за днём сто дней, и он без устали радовал меня ладным слогом, как радует дед внука доброй кашею. Прогорклые пилюли рассуждений поначалу были малы, округлы и проглатывались незаметно. Однако в эпилоге дед решил, что довольно баловал внука, и взялся за меня всерьёз. Я гулял по двору и, не смея обидеть дедушку, покорно слушал его несносные наставления, пока вдруг не потерял нить окончательно, отвлёкшись на птичек, клюющих в снегу. Что они клевали? Гречку? Пшено?

Вернувшись к слушанию спустя несколько минут и не понимая уже ровно ничего, я стал улавливать в книге новые звуки, ранее сокрытые от меня: смутный гул, похожий на гуд электрических проводов, шорох перелистываемых страниц, металлический бряк. Бряк, видимо, происходил, когда артист-чтец ставил перед собой миску с перловкой, собираясь завтракать. Чтец, как и я, очевидно скучал в эпилоге, за его интонациями слышалась сдержанная зевота, а иногда он начинал баловаться со своим голосом, делая его то напевным, то хрипловатым, то трагично-обличающим.

И вдруг – как луч солнца сквозь тучи! – я понял, что артист не просто забавляется, а подаёт мне знаки, играет со мной. Теперь мы напрочь забыли о наставнике-дедушке! Я включился в игру, улыбался и подмигивал новому приятелю, нашёптывал ему смешные словечки и школьные анекдоты. Мы спешили: стреляли из рогатки по консервным банкам, жгли костёр в женском туалете и выводили на кирпичном заборе огромное синее ROCK.

Но тут книга неумолимо окончилась, и я испытал пронзительное чувство потери и непоправимой ошибки: сто дней я потратил на нудного деда! Не замечая, как мой друг томится в одиночестве и всеми силами старается привлечь моё внимание. Кто дороже – учитель или друг? Глупый вопрос. Пусть он неумен, нечёсан и вырастет пропойцей, пусть. Друг – он дороже всего педсовета! Дороже любых сословий!

Переслушивать, юлить и хитрить теперь было поздно. От досады и сознания собственной низости я размахнулся и зашвырнул наушники в синие мусорные баки.