Трясясь от страха, я просидел между плитой и мойкой всё утро. От тревожного ветра постукивала форточка, подрагивала занавеска. Нога затекала, щекоталась, кололась иголочками, а потом как будто исчезла, стояла отдельным предметом. Чёрный паучок долго-долго спускался по углу, огибал моё плечо, огибал локоть, скрылся в щели под плинтусом. Полдень. Тень от оконной рамы долго-долго скользила по полу, изламываясь на табуретах, бледнела, растаяла под столом. Близился вечер, Охотник не шёл, но страх не проходил.
Когда наконец щёлкнул ключ, я дёрнулся, вспотел, прохладные струйки потекли по рёбрам. Лёгкие шаги – это могла быть и девушка-хозяйка, и бесшумный он! Но нежный кашель выдал женственность – и я рванулся из своего закутка, подволакивая чужую ненужную ногу, увидел её, упал. Я обнял её за туфли и залепетал:
– Спаси! Спаси!
Она присела, взъерошила мои волосы и уверила:
– Я спасу тебя.
Она вырвала блокнотный листик и наклонно написала адрес своей дачи, час на северной электричке. «Там тебя не найдут. Никто не знает, а бабушка умерла». Я целовал её туфли, целовал колготки на лодыжках, такие неприятные губам – и тут грянул звонок! Оглушительно!
– Спаси! Спаси! – беззвучно прошептал я.
– Я люблю тебя, – беззвучно ответила она.
Она толкнула меня за вешалку, задвинула дублёнками и распахнула дверь. Тишина. Он, он, бесшумный Охотник! Я вжимался в стену, отстраняясь от дублёнок, чтобы они не вздрагивали от ударов моего сердца. Только бы не посмотрел, только бы не посмотрел! Два тихих шага, отчётливое дыхание убийцы. Почему она молчит? Но она не подвела, не дала посмотреть:
– Заходите! Вот сюда, сюда. Как приятно от вас пахнет... позвольте... ах, ничего, просто ниточка у вас на воротнике. Вот сюда, сюда садитесь. Чаю? Сыру? Ах, и хорошо, что не хотите, я только что со службы и так устала... Ничего, если я прилягу? Нет-нет, не двигайтесь... О, мои ножки, как вы натрудились... Вы не могли бы немножко..? Да, вот так, вот так... О... Какой вы сильный! Да, да... Пожалуйста... Да, да... О!..
Кровать спасительно скрипела, и я решился раздвинуть дублёнки, медленно-медленно, плача от ужаса и боясь всхлипнуть. Она оставила дверь приоткрытой, моя жертвенная! Благословляя её, я скользнул на площадку и полетел вниз по лестнице, через три, через пять ступенек, к трамваю, на вокзал.