Смотреть Самого умного на свете человека мы с мамой и папой поехали в областной оперный – в наш городок его не привозили. Перед тем, как идти в кассы, папа отвёл нас в театральный ресторан, очахнуть с дороги, и тут нам повезло – за соседним столиком обедал сам Старший билетёр. Он приветствовал нас, послал бутылку божоле и немного рассказал об аттракционе. Представление шло уже второй сезон, людей было не слишком много, но он всё же порекомендовал не идти со всеми, а взять персональные билеты и встретиться с Самым умным на свете человеком лично, прямо в его апартаментах. «Когда?» «Сейчас». Папа охотно подписал чек, мы доели салаты и поехали на лифте – он жил здесь же, в пентхаусе административного корпуса. Старший билетёр открыл замок своим ключом, но сам заходить не стал, распахнул дверь и посторонился. «Пять минут». В пентхаусе было просторно и солнечно, Эванс непринуждённо подыгрывал Холлу, висели портреты Пирогова, Боткина и ещё нескольких, незнакомых нам. Самый умный человек сидел на топчане, закинув ногу на ногу, курил сигарету с ментолом и листал журнал. Мы расселись у дальней стены на стульях и смотрели на него. Он носил штаны в узкую полоску, свободный домашний пиджак и балетки. «Наверное, нужно что-то спросить у него», – шепнул папа.
– Привет! – сказали мы.
– Привет, – ответил он, вежливо оторвавшись от журнала.
– Как тебя зовут?
– Александр.
– Сколько тебе лет?
– Тридцать два.
В глазах его читалась необычайная мощь мысли, спокойная и осознанная, и за каждым словом стояла молниеносная цепь интеллектуально безукоризненных умозаключений. Мы терялись – что у него спросить? Чем отличается конгруэнтность от конвергентности? Является ли рациональной постоянная Эйлера? Как распознать негодяя с первого взгляда? Зачем в носу растут волосы? Всё это было глупо и не к месту, молчание длилось, и нас начало разбирать дурное веселье.
– Сколько будет два плюс два? – прерывающимся голосом спросили мы и захрюкали, подавляя смех.
Папа с мамой тоже хрюкнули. Самый умный на свете человек посмотрел на нас с упрёком. Он откашлялся, взглянул на часы и опустил глаза назад в журнал. Брови его были недоумённо подняты, но он сдержался и не стал выговаривать нам, ведь мы заплатили за билеты и имели право на всё.