Когда мы были маленькими и едва ходили в начальную школу, с южной стороны нашего дома проживал невероятно зловонный человек. Подсматривая за ним сквозь щели в заборе, мы с братиками были вынуждены прижимать к носам платочки с фиалковой водой – столь тяжёлые миазмы он источал. А иной неосторожный мотылёк, пролетая рядом с его раскрытым ртом, в тот же миг падал замертво. Сосед наш от этого несказанно страдал, и каждое утро, в надежде на неожиданное посвежение дыхания, выходил в палисадник и робко раскрывал рот – но мотыльки неизменно сыпались, как яблоневые лепестки. И всякий раз сосед мучительно плакал, всхлипывая и содрогаясь. А однажды, чтобы хоть как-то загладить свою вину перед мотыльками и бабочками, он решил извести единственного в нашем городе энтомолога. Сосед подстерёг энтомолога на углу возле парикмахерской, схватил за воротник и стал дышать ему в лицо. Энтомолог вырывался, но мы с братиками подоспели и помогали держать. Энтомолог извивался, терял сознание, просил пощады и вопрошал – за что? о, за что? Когда мы объяснили ему, за что, он поклялся больше никогда не ловить бабочек. Сжалившись, сосед закрыл рот и знаками велел нам отпустить негодяя – потому что у каждого должен быть шанс, детки, даже у самого закоренелого мерзавца. С тех пор мы подружились со зловонным человеком, он оказался вовсе не зол и даже приятен. Иногда он заходил к нам в гости, предваряя своё появление звоном бронзового колокольчика, чтобы наши родители успели намочить платочки розовой водой и прикрыться. А мы с братиками так и вообще привыкли к его запаху. Теперь мы различали в нём различные оттенки – дёготь, имбирь, корица, морские ракушки – только слишком сильные.