Пилип Липень Параметрическая локализация Абсолюта

Глава 7. Вера, студентка

1. Час до начала

Какой красивый! Вера рассматривала кленовый лист, держа его за хвостик. Целая история: жёлтый цвет захватывал зелёные территории, зелёный не сдавался, огибал, наступал, пока ветер не остановил партию. Симметрия, равновесие сил, с границами по прожилкам. Или любовь – жёлтый полюбил и просил любви, а зелёный отступал, отворачивался; жёлтый шёл навстречу, а зелёный замыкался, уклонялся. И умерли вместе, упали с верхушки дерева. Любовь и смерть. Лист клёна – песня о любви. Как раз та, что сейчас в наушниках, сладостная ария, контртеноры. Поют вдвоём, а отличить невозможно, как их Миша узнаёт?

Вера вдруг почувствовала взгляд и обернулась. Какой-то папик злобно смотрел на неё из большой чёрной машины. Мешаю выехать. Она отошла, приложив листик к щеке. Пахнет осенью, неповторимый запах! Пронзительно-грустный и в то же время счастливый, повсюду. Наверное, сильнее всего пахнет от этих, совсем коричневых, тополиных – разлагаются, растворяются в воздухе, превращаются в аромат. Тополиные тоже красивы: одноцветные, матовые, в тонкой сеточке жилок. Как измеряется красота – симметрией? Если бы. Вера вела щекой о шарф из нежной шерсти, мягкий, совсем не колючий. Оранжевые и зелёные нити сплетались, пушились, магнитили волосы. Если бы симметрия была важна, если бы! Если бы волосы были важны, а ведь у меня красивые волосы! Всё как в го, один камень лёг не так, и партия проиграна.

Впрочем, эти мимолётные мысли Веру не очень огорчали, они вились скорее по привычке. Что может быть лучше осени! Время, когда всё, что боролось – победило, всё что желалось – свершилось, когда всё достигло апогея и замерло в мечтательном покое. Не хватало только солнца, чтобы прозрачный осенний свет и лёгкое тепло. Холодное тепло – может такое быть? Я это чувствую. Вера шла по листьям, шуршала, но старалась не разбрасывать, не нарушать старания незримого дворника. До начала занятий по го оставался ещё час, из него двадцать минут на дорогу. Остальное время – смотреть, дышать, слушать звуки, и повезло, что дождик перестал.

Она подняла голову – низко над ветвями неслись светлые обрывки облаков, а высокий фон был тёмно-серым. Наверное, погода изменится, хорошо бы солнышко! Дворником тоже интересно быть: можно мести листья и представлять, что играешь в подобие го. Кучки листьев против пустого асфальта, и нужно сложить узоры, только мозоли от метлы, от деревянной рукоятки. Вере вспомнилось детство, озеро в деревне. Папа дал ей погрести, и за десять минут на ладошках надулись волдыри, было противно, хуже нет, когда что-то своё противно тебе самой.

2. Сама нежность

Иногда на Веру накатывало, и ей становилось противно собственное лицо. Сплошь покрытое оспинами, как лунная поверхность кратерами от метеоритов, фотография из космоса. Ужасно, ужасно, или как вафля, есть такой сорт вафли, с беспорядочными округлыми вмятинками. Но только иногда, а обычно она себе нравилась, и плевать на всех. Округлое лицо, чёрные глаза, пусть немного маленькие, но зато ясные и пристальные, чёрные волнистые волосы. Но трудно, невозможно привыкнуть, когда люди при разговоре с тобой напрягаются и неестественно пристально смотрят в глаза, чтобы только не взглянуть с отвращением на кожу, и уже не поможет ни твоя внимательность, ни доброта, ни начитанность. Вера разглядывала себя в зеркало, проводила пальцами по щекам – сама нежность. И персиковый пушок, воспетый поэтами, но в рытвинках.

Какая ерунда эта красота – фикция, обусловленная детородными инстинктами. Где-то читала, что красивым кажется та особь, которая наиболее приспособлена к размножению, разве не гадко? Хотя тогда причём тут кожа лица, она же не связана с размножением, глупость все эти статьи. И как так только получилось? В тринадцать Вере сильно не повезло: она целый месяц болела бронхитом, а потом вдруг подхватила ветрянку, одно наложилось на другое, осложнения, больница, уколы. Доктора качали головами и поздравляли – девочка выкарабкалась, цела и невредима, как гусь из воды, но конечно рубчики на лице останутся. Но главное анализы хорошие, внутренние органы никак не пострадали, а ведь при таком раскладе можно было ожидать самого худшего.

У всех детей проходит без следа, а у меня со следами. Дети злые, чуть что – дразнили Бабой-Ягой. Эй, Баба-Яга, деревянная нога, ну и рожа у тебя! За что они так со мной, приходила домой в слезах, папа с мамой утешали, говорили, что всё равно самая лучшая, что со временем оспинки пройдут, Катя плакала вместе. Постепенно с чем только не смиряешься, даже с деревянной ногой, но как же иногда хочется стать обычной, как все! Тот год был очень тяжёлым, Вера ни с кем не дружила, сидела дома, пристрастилась читать книжки и подолгу делать уроки, всякие дополнительные задания для самых умных. И скоро вправду стала умной, и даже девиз себе придумала – умная, смелая и добрая, и не отступала. Выправилась, закалилась, стала сильной, умела защитить обиженного и громко сказать такое, что дети замолкали и соглашались. За несколько лет она добилась если не лидерского положения в классе, то очень уважаемого, и все хотели с ней дружить, даже красавицы, и не из снисхождения, а на равных.

3. Попробовала

Люди, с которыми долго вместе, привыкают к твоему виду и перестают замечать, тем более дети, и Вере случалось надолго забывать о своём лице. Но всё-таки каждый новый человек – это новый стресс, думают, что ты не видишь, и тайком рассматривают, с гадостливым интересом. И даже потом, когда привыкнут, держат на длинной дистанции, если вторгнешься или хотя бы намекнёшь, обольют холодом. Не то что бы ей пришлось явным образом в этом убеждаться, но она чувствовала, знала и боялась – лучше даже не пробовать. Она решила, что никогда не будет пробовать. На дискотеку отказывалась наотрез, хотя девчонки звали, убеждали. Здравый смысл побеждал: даже если он не заметит моего лица в полутьме, что будет потом, ведь не избежать, панически отшатнётся, поспешно раззнакомится, пытаясь сохранить видимость вежливости. Нет-нет, ни за что, зачем, если знаешь наверняка исход, только мучить саму же себя.

Но всё-таки один раз попробовала, в папиной деревне, с местным парнем, он был такой прямой и уверенный. Вечером она ела смородину, а он подошёл и сказал через забор: ты – Вера, я тебя знаю, пошли погуляем. И смотрел так смело, с улыбочкой, и безо всякого отвращения. Что-то было в нём хорошее, хоть с первого взгляда ясно, что дикий и грубый, со сбитыми руками. Пусть не любовь, но надо же когда-то начинать, все девчонки уже давно, всё равно через два дня уезжаем, что будет, то будет. И она вышла, даже не переодеваясь, как была, и они гуляли по винограднику, он рассказывал про симфонии, что больше всего на всего на свете любит симфонии и копит на болид, каталась ли ты на болиде? Куплю – покатаю тебя, зимой приезжай, и предлагал выпить домашнего коньяка. А потом сарай с сеном – ляжем? – и она легла, а он рядом, полез под юбку шершавыми руками, сердце колотилось, и старалась не думать. Он стаскивал с неё трусики, а она помогала, сено кололось, закрыла глаза и вдруг почувствовала что-то на лице – платок! Мятый носовой платок на лицо, зачем? И тут она поняла – её лицо ему отвратительно! – но было уже поздно, он навалился, сопел, пах потом, она сорвала платок, тогда он отвернулся и прижал её лицо рукой, чтоб подальше. Вера разрыдалась и уже не помнила, как он ушёл, как они уехали через два дня. Когда она вспоминала, её тошнило.

Но всё-таки она попробовала ещё раз, весной, перед выпускными экзаменами. С ней на улице заговорил мужчина лет тридцати или даже старше, не разберёшь, в очках, в пиджаке, чистый, вкрадчивый. Маленькие непроницаемые глазки, что за ними – непонятно, но не брезгливость точно. Стеснялся, нервничал и очень старался, как будто она обычная девушка, с красивым лицом. Жил неподалёку, сглотнул и пригласил выпить кофе, послушать музыку, она согласилась, под настроение попало, да и любопытно – что же будет? Да и надежда – а почему бы и нет, культурный, хорош собой, ведь бывает любовь между возрастами. Всеволод Владиславович, педагог. Он напоил её кофе, потом вином, потом они стали понемногу раздеваться, смеялись, она немного упрямилась для приличия, а маленькие глазки оживлялись и раскрывались – голубые. Он приятно гладил её по всему телу, мягко прижимался, но в тот самый момент, когда она окончательно зажмурилась, он пошарил под подушкой и вложил в её руку что-то холодное. Вера раскрыла глаза и мысленно закричала от ужаса – неужели это я, неужели это со мной! Всеволод Владиславович, лёжа к ней задом и повернув голову, что-то объяснял ей и о чём-то просил, но она не слышала. Она отшвырнула дрянь и вскочила. Пока она одевалась и уходила, он суетился, униженно упрашивал её, пытался удерживать, но Вера ни слова больше не сказала этому недочеловеку. Ни взгляда.

4. Все какие-то бестолковые

С тех пор Вера прекратила попытки. Урод может понравиться только уроду, это же очевидно. Ей приходило в голову, что хорошо было бы найти человека с каким-нибудь физическим дефектом, как у неё, главное – культурного, доброго и не извращенца. Но где искать? Можно было бы стать ради этого врачом – больницы, поликлиники, он бы нашёлся скорее – но Вера не любила ни химию, ни биологию, а любила математику. Медицинский – не вариант. Всю жизнь подстраивать под любовь и замужество, бее! И она поступила на программирование, запретив себе розовые романтичные мечтанья. Что будет, что будет. Фатализм, сказала Катя, ну и пусть фатализм, а что толку стараться, если всё равно не знаешь, чем твои старания кончатся?

Вот Катя, её старшая сестра, что только не делала ради любви, и ничего путного не до сих пор не вышло, а ведь она настоящая красавица. Катя тратила всю зарплату на парикмахерскую, макияж, маникюр и джинсы-маечки, зарегистрировалась на трёх сайтах знакомств, вела игривый дневничок в интернете, ходила на фитнес и каждую пятницу танцевала до утра в ночном клубе. Парней было много, но все какие-то бестолковые. Она всегда охотно расписывала их Вере: один накачанный, такие бицепсы, такая попка, в белой рубашечке, но полный дебил, Шуберта от Шумана не отличит; другой вроде культурный, вежливый, филфак закончил, но уши всегда грязные и перхоть, в зеркало что ли посмотреться не может; третий денег жалеет даже в кино сводить, не говоря уж о ресторане; четвёртый прямо на свидании с другими девушками по телефону не стесняется; пятый позвал с собой на митинг протеста, и нафига мне его митинг?

Самое серьёзное, что было у Кати, это полугодовая любовь с переводчиком, она даже прожила несколько месяцев у него, а потом всё разрушилось, после поездки на море, и Катя вернулась домой с каменным лицом. Почему, Катенька, что случилось? Катя целыми днями лежала в кровати, убитая, мертвенная. Понемногу рассказала: всё шло идеально, просто идеально, и интересы, и общение, и секс, и привычки, а потом в одно прекрасное утро звонок ему на мобильный – и конец. Да что такое, Катенька? Он целый день ходил сам не свой, мрачный, а вечером решился, объявил – я женюсь. Да на ком же он собрался жениться, если полгода вы вместе? На бывшей, которая была до меня… Сильно влюблён был в неё, а она его послала и полгода с кем-то другим крутила, и только пальцем назад поманила – побежал, как щенок.

И что тут скажешь, если даже нормальной девушке так сложно, то куда уж мне? Вера переживала за Катю, но и утешалась. Недаром говорят, что эпоха любви и брака кончается, а какая настаёт, ещё не известно. Лучше даже и не думать, что будет, то будет. Вера прилежно училась на программировании, была на хорошем счету у преподов, и ждала третьего курса – по слухам, на третьем курсе лучшим студентам начинали предлагать работу в крупных компаниях. Училась, кстати, в одной группе с тем самым Виталей, хакером и красавцем. Все удивлялись, зачем ему программирование, если есть кино и шоу-бизнес, он же просто ослепительный. Но Вера, конечно, даже и не мечтала о нём, и вообще ни о ком. В свободное время читала, слушала музыку. Однажды в фойе увидела объявление: приглашаем в школу го, и мелкий поясняющий текст, что это древняя настольная игра, с простыми правилами, но позволяющая развить у себя тактическое и стратегическое мышление, применимое в реальной жизни, занятия бесплатны.

5. Солнышко светит

Попало под настроение, и Вера в тот же день пошла на занятие. Школа, или клуб, как называли некоторые, располагалась в аудитории одного из соседних институтов. Днём там шли обычные лекции, а вечером приходили любители го с рюкзачками, приносили доски и камни, разворачивали столы и начинали играть. Старшим там был Сан Саныч, весёлый бородатый пенсионер, играющий в го уже тридцать лет. Он рассказывал, что впервые узнал об игре из журнала «Наука и жизнь», который выписывал ради статей о технических новинках. До того он любил шахматы, но, познакомившись с го, он понял, что в шахматах для него не хватает свободы. Сан Саныч даже немножко выучил японский и два раза бывал в Токио, и вот этот гобан привёз оттуда. Гобаном называлась доска, на которой играли. Интересно, что придумали го в Китае, но расцвета игра достигла в Японии, и интересно, что до сих пор не могут придумать компьютерную программу, которая играла бы лучше человека, потому что невозможно просчитать все ходы, слишком много вариантов.

Вера неожиданно для себя увлеклась, стала ходить три раза в неделю на занятия, купила себе пластиковый набор, чтобы решать задачки дома. Ей нравились люди, которые приходили на занятия: немного странные, каждый по-своему, но все милые. Сан Саныч любил говорить, что многие японские бизнесмены успешно применяют стратегию го на рынке, но было очевидно, что никто из клуба бизнесом не занимался и не будет заниматься. Добрейшие люди, бескорыстные игроки, слегка фрики, но как с ними уютно! Вере больше всего нравился Миша, парень лет двадцати пяти, с квадратным лицом и острым носиком, кучерявый, зеленоглазый. Он плохо одевался, носил с собой полиэтиленовый пакет и сильно махал руками при ходьбе, такой чудной, но Вера гнала прочь мысли…

В плеере сменилась песня, и Вера подняла голову. Девочка в красной куртке навстречу, тоже не торопится, гуляет. Светлое чистое личико, гладенькая чёлка, улыбается – тоже любит осень, или просто настроение.

– Привет! – сказала девочка. Вера не слышала, но догадалась по её губам, когда что-то хотят или хотят спросить, так не спрашивают. Просто привет и улыбка, как когда настроение. Вера вынула один наушник.

– Привет! Какая ты нарядная и красивая! Как тебя зовут?

– Вероника!

– А меня Вера, вот так совпадение, Вероника и Вера! Хорошая погода, правда? Вот бы ещё солнышко, смотри, как тучки быстро летят, может скоро совсем улетят!

Они вместе подняли головы к небу и смотрели. Светлые обрывки облаков летели скорее и скорее, тёмно-серый фон стремительно яснел, всё вдруг закружилось, развеялось, и Вера с восторгом зажмурила глаза – солнце весело светило ей прямо в лицо.

– Ах, как хорошо, Вероника, видишь? Как в сказке, раз – и нету тучек, и солнышко выглянуло! И ветра нет, смотри, как красиво стало, когда солнышко!

Деревья сияли влажными листьями, жёлтыми, зелёными, красными, стояли в безветрии торжественно и неподвижно, лужи ярко блестели, воздух необъяснимо потеплел – или показалось? – и где-то на крыше даже запела пичужка.

– Можно, я с тобой пойду, Вера?

– Со мной? Я шла на занятие, по игре го, но раз такая погода, то уже и не знаю – идти или просто погулять? Может, последний раз в этом году солнце!

– Нет-нет, не последний! Если ты захочешь, такая погода останется, навсегда!

– Это было бы волшебно! Больше всего на свете люблю золотую осень, сентябрь, октябрь! А в эту игру, го, могут и дети играть, она простая – так что можешь со мной пойти, но только что твои родители скажут? Надо у них спросить разрешения.

– Они мне разрешили гулять, где захочу, до самого вечера.

– Ну, тогда пойдём, здесь не очень далеко, а где ты живёшь?

– Вон там, направо во дворах, в пятиэтажке.

Вера выключила плеер, спрятала наушники в сумку. Жмурясь от солнышка и разговаривая о школе, они свернули с бульвара, пересекли трамвайные рельсы и пошли вдоль витрин магазинов.

6. Поцелуй

– Вера, что тебе нужно для счастья?

И серьёзно смотрит! Только дети так умеют, задать простой вопрос и ждать простой ответ. А мы уже знаем, что ответы очень сложны, если они вообще есть, ответы. А впрочем, глупости же.

– Ничего не нужно, милая Вероничка! Только бы всегда был сентябрь и октябрь, и всегда такое солнышко, как сейчас. Посмотри кругом, видишь!

– Как ты хорошо сказала! Можно, я тебя поцелую, Вера?

Смеётся, чудесная девочка, как будто младшая сестрёнка. Вера наклонилась, и Вероника клюнула её в щёку твёрдыми губками, от неё пахло чем-то сладко-детским, конфетками-резинками. Потянула за руку, к витрине, смотри, какие мы вместе. Я в клетчатом пальто и оранжевом шарфике, она в красной курточке, маленькая, ровно на голову ниже. Ой. Вера повернула голову туда-сюда, так странно свет падает, как будто. Стекло полупрозрачное, плохо отражает. Коснулась пальцами лица. Ой. Зеркальце Вера не носила, всё равно смотри не смотри, а лучше не станет. Панически взглянула на Веронику, Вероника широко улыбалась, без одного зубика, снова в витрину. Прильнула к отражению, взяла лицо в ладони – гладкое, чистое, так не бывает!!

– Веронька, я всё могу сделать для тебя! Всё-всё, что захочешь, только скажи.

Вера отвернулась и тихо заплакала, опустив голову. Вероника обняла её сбоку и прижалась к шарфику, и они долго стояли у витрины.

– Ты – добрая фея?

– Да, но только ещё сильнее, я – Абсолют, веришь? Скажи, скажи, чего тебе хочется?

– Но почему, почему ты вдруг пришла ко мне, и это солнце, почему только сейчас? Почему ко мне, ведь столько людей несчастных, калеки, больные, голодные, дети, войны? – она высморкалась в бумажный платочек.

– К ним я тоже приду.

– Правда?

– Правда-правда!

– Ой, Вероничка… И что же мне теперь делать, как же теперь? Я просто… Ой, я не знаю, бежать, рассказывать всем, что делать?

– Пойдём, Веронька, мы же собирались на игру! Вот и пойдём, и не надо больше ничего делать, это подарок, – она снова потянула Веру за руку.

– Куда же ты тянешь, нам вон туда, милый мой зайчонок, ой, а как мне тебя называть? – Вера шла, но не чувствовала под собой ног.

– Так и называй, мне очень нравится!

Она взяла ручонку Вероники, маленькую и невесомую, и та пожала в ответ.

– А солнце тоже ты сделала?

– Конечно я, клёво, правда?

У Веры кружилась голова, и она, чтобы отвлечься, расспрашивала Веронику о других людях, которым она исполняла желания, ведь ты ко мне не к первой пришла? По тихим воскресным улочкам, из тени домов на свет и снова в тень, пахнет листьями, и кругом так тихо и радостно, и кто-то под крышей распахнул окно, и по асфальту метнулся зайчик.

7. Смакуйте

Миша появился как всегда, за пятнадцать минут до начала, чёрные брюки со стрелочкой, коротковаты, чёрные остроносые туфли, грязноваты, мешковатая коричневая куртка из толстого кожзама. Но всё равно он удивительно милый, Миша, так стремительно идёт со своим синим пакетом, взбежал по ступенькам крыльца.

– Привет, Вера, как распогодилось, а? И ты похорошела, что это с тобой, новая причёска?

Вера покраснела.

– А это Вероника, моя сестрёнка, пригласила её поиграть, как ты думаешь, ей понравится?

– Конечно понравится! Ты же кажется говорила, что у тебя старшая сестра, ну, она ещё всё никак замуж не может выйти... Послушала Генделя? Как тебе?

Они пошли вместе внутрь. Все уже собрались, сдвигали столы, раскладывали гобаны, расставляли коробочки с камнями, Сан Саныч оживлённо теребил бородку.

– У нас новенькая? Сестрёнка? Это очень хорошо, начинать играть нужно с самого детства, в Японии начинают с четырёх лет, и мастера начинают отбирать самых способных в профессиональную школу. Вера, ты правила уже объяснила Веронике? Правила очень простые, камни кладутся на доску по очереди, формальная цель – занять наибольшую территорию. Но хочу ещё раз сказать об истинной цели, истинная цель – получить от игры удовольствие. Удовольствие от своего думания, думания вашего друга, от случайности, непредсказуемости и красоты! Го – символ самой сути нашего существования. Как будто вы играете в го с жизнью, представьте. Наивысший дан у мастера го – девятый, а у жизни десятый дан, и вы заранее знаете, что жизнь выиграет, форы она не даёт. Вы делаете ход – кладёте камень – совершаете поступок, потом ходит жизнь, потом снова вы. Комбинации неисчислимы, и в ваших силах сделать их неповторимо красивыми! Не торопитесь, смакуйте.

Вера играла с тётей Катей – добрая и приветливая женщина с пятнадцатым кю – и думала о словах Сан Саныча, какой он мудрый. Удовольствие от процесса игры, камни образуют узоры, красиво, прихотливо. Вере нравилось брать камни и класть их на доску, указательным и средним, аккуратный стук. Миша играл за соседним столом, с Сашей. У Миши длинные пальцы, как у музыканта, нежные, только ногти срезать, или почистить, нет срезать. Миша выиграл, и я выиграла, он, я, мы играем на равных! Она совсем забыла о своём лице и вдруг вспомнила – ой! – коснулась, даже дух перехватило. Что же теперь будет! Нашла взглядом Веронику, та играла с Сан Санычем, Сан Саныч крутил ус, не торопился, смаковал, Вероника улыбнулась ей.

8. Всё идеально

– Вера, ты не торопишься домой? Хочу пригласить тебя в кафе! – Миша нервно тёр у себя под носом.

До сих пор Веру никто не приглашал в кафе, и она не знала, как правильно ответить – надо охотно согласиться, или только на полчасика, или не могу сегодня?

– Вероника, пойдём в кафе, Миша приглашает?

– Пойдём, но только если будет торт.

– Конечно будет, я угощаю! Выберем самый лучший! – заверил Миша.

– Ок!

У Веры кружилась голова, легко бежалось по ступенькам лестницы, как только ноги сами переступают, знают куда ступать! Тепло, не застёгивать пальто, даже шарф жаркий. Куда пойдём? Район здесь совсем пустой, самое близкое – это тот ресторан со свинкой на вывеске, как он называется? Да-да, пойдёмте туда, я там была, там правда вкусные торты! Тебя тоже приглашают мальчики из класса, да, Вероничка? Да-да, а если сами не приглашают, я их заставляю! Хохотали, какие ровные у него зубы, и такой добрый, и умный.

В холле ресторана Миша задержался: смотрите, какие фотографии, это же Вадим К! Вот это да, кто бы мог подумать! Людей было мало, и они выбрали самый уютный столик, возле углового дивана. Какой мягонький, Вера пыталась попружинить, но утопала. Что такое валованы, вот написано? Давайте попробуем, принесите нам валованы, тарталетки и торт, какой ты будешь торт, Вероника? И шампанское. Ну вот. А тарталетки что такое, ты их ел уже? Нет, но сейчас узнаем. Волосы Миши блестели в лучах ламп, гель или давно не мыл голову, ну неважно, пустяки! Принесли шампанское.

– Вера! – он поднял бокал. – Я неспроста пригласил тебя в кафе. И очень рад, что с нами Вероника, твоя сестра. Это придаёт серьёзности и официальности, в хорошем смысле, – и снова поднял бокал. – Вера, я люблю тебя! Люблю давно, с самого сентября, с самого первого взгляда. Я долго молчал, потому что думал, как мне распорядиться своим чувством. И моё решение нельзя назвать необдуманным, – он поставил бокал, полез в карман и вынул квадратную бархатную коробочку. – Вера, я прошу тебя выйти за меня замуж! Здесь кольцо.

Золотое, тоненькое, настоящее! Вера вспыхнула взглядом на Веронику – это тоже ты сделала? – но та невинно подняла брови. Вере не хватало воздуха, лучи ламп поплыли, в груди росло, подкатывало, переполнялось – и она зарыдала, отвернувшись в угол. Что с тобой, Вера? Ты отказываешь мне? Нет-нет, она не отказывает, это она от счастья! Вера, прошу тебя, не плачь, ведь всё хорошо. Мне тоже хочется плакать, когда я вижу твои слёзы. Я всё обдумал, Вера. Я небогат, но это дело времени. Ты не будешь ни в чём нуждаться, я обещаю. И я обещаю, я клянусь, что буду любить тебя вечно! У нас будет всё красиво, всё правильно, всё идеально!

9. По нарастающей

Потянулось ожидание, радостное по нарастающей. Они специально подали обычное заявление, не срочное, чтобы сполна насладиться тремя долгими месяцами помолвки, когда любовь легка и полна, когда она дарует крылья, и влюблённые души вместе поднимаются вверх, всё ближе и ближе друг к другу, касаясь и стремясь к слиянию. Такие слова написали ей соседки по комнате, в открытке на память. Радуясь за неё и завидуя, соседки проводили Веру к Мише, в дом неподалёку от общаги, в шикарную квартиру на шестом этаже. Счастье и страх: Вера боялась дышать, когда Миша обнимал её, боялась, что он оступится и подвернёт ногу, когда он носил её на руках, боялась шевелиться, когда он засыпал. Вдруг оглушительно боялась, когда он выходил в другую комнату, и оттуда дольше минуты тишина: а если он умер?! Но слышались шаги, и Вера вдыхала воздух, сладкий от облегчения.

И собачка – у них появилась маленькая собачка, йоркширский терьер, маленький, весёлый и быстрый. Они по очереди таскали его на руках и обучали командам, и кормили из своих тарелок, и наряжали на прогулки в вязаную кофточку с орнаментом. Он так смешно тявкал на прохожих! Но никто не сердился на него, все понимали, что он добрый и просто разговаривает. Всю жизнь мечтала о такой собачке, и вот! Всё сразу, всё так завертелось!

Через неделю Вера стала понемногу обретать равновесие, и даже осмеливалась отправить Мишу вымыть голову, срезать ногти и побриться. В ванной шумела вода, и у Веры с Вероникой было время поговорить.

– Вероничка, это ты всё сделала, правда же? Я помню, Миша говорил, что с родителями живёт, а теперь у него такая квартира!

– Веронька, это всё для тебя! Ты моя сестричка, я всегда о сестричке мечтала. Я тебя люблю!

– Получается, ты его изменила для меня, Мишу?

– Ну да, немножко изменила, но ему и самому от этого только лучше! Ты же чувствуешь, как он тебя любит!

С этим нельзя было поспорить: Миша выходил из ванной и замирал, страстно глядя на Веру, а когда она замечала и оборачивалась – приближался, приникал поцелуем. Щёлкал замочек – Вероника уходила в другую комнату. Вера не смотрела, она раскрывала глаза только для того, чтобы сказать «люблю», при этих словах ей нужно было видеть, впитывать его взгляд. Они стояли у окна и ласкали друг друга, каждый раз как будто удивлённо, с осторожностью взрослых, взявших на руки младенца. Щёлкал диван в комнате Вероники – она укладывалась спать. Укладывались и они, под тяжёлое зимнее одеяло. Вера прижималась к нему, целовала волоски на груди, перебирала пальцами. Как нравится мне! Он ухмылялся в темноте: и что в этом хорошего! А тебе хотелось бы, чтоб я был целиком волосатый, как обезьяна? Нет, мне хотелось бы, чтоб ты был таким, как сейчас! Она гладила его коленом по ногам, по животу, он обнимал её за шею и не двигался, впитывал ласку, сильно выдыхал в чувствительных местах, потом вдруг поднимался, становился большим и сильным, и ей казалось, что он лепит её ладонями, как скульптор из глины, и наполняет, всё полнее и полнее, до самых краёв, до самых глубин.

10. Настоящий

Щёлкал замочек, и Вероника звонким голосом кричала: эй, сони!

Тай-тай, налетай!
В интересную игру,
А в какую – не скажу,
Догадайтесь сами,
Чертики с усами!
А часы бьют, бьют,
Остается пять минут!
Пять минут кончается –
Игра начинается!

Она держала перед собой кулак с оттопыренным большим пальцем. Миша прыгал на пол, как будто и не спал, и каким-то чудом уже в трусах, и хватал Веронику за пальчик. Хохоча и толкаясь, они бежали на кухню – выбирать самые вкусные йогурты на завтрак. Собачка с лаем скакала за ними. Вера тянулась сонным телом, ложилась лицом в тёплую вмятину на его подушке, в его запах. Как я счастлива, будто сон, и как благодарить, но ведь ей самой нравится! Она вставала к зеркалу, внимательно поворачивала лицо – просто чудо!

Пили чай, пили кофе, ели кексы, эклеры и глазированные сырки. По радио передавали Генделя, и Миша, нарочито насупив брови, подпевал – басом вместо контртенора, Вера и Вероника смеялись. Жёлтые, оранжевые, красные листья летели за окном, сухо стукались черенками о стекло, соскальзывали вниз, солнце сияло, Миша обнимал сзади и целовал в затылок. Смотрели кино, играли в го, слушали музыку. Вечером шли пешком в кино или в театр, на семь или на восемь. Солнце садилось, деревья пускали длинные тени, проплывали паутинки. Тихо, только шаги. Над домами специально для них вспыхивал и горел закат, каждый раз неповторимый, как рисунок камней на гобане.

Возвращались домой уже в прохладной темноте, под фонарями. Как-то раз Вера с Вероникой замешкались в гардеробе, а Миша пошёл вперёд, ловить такси. Когда они спустя несколько минут тоже вышли на улицу, то увидали у дороги, между стволов, смутные дёргающиеся тени: трое парней наступали на Мишу, один резко толкнул, а другой с размаху ударил в голову. Миша полетел на землю, упал на локти, попытался подняться, но они подскочили, били ногами. Миша, Мишенька! Вера бросилась на помощь, но её опередило светлое сияние, на секунду осветившее асфальт и вошедшее в Мишу. Он вдруг необъяснимо, нарушая законы равновесия, вскочил и, расставив руки, стремительно обернулся вокруг своей оси. Как боевой восточный монах из фильма, он наносил неуловимые удары – в шеи, в животы, в пахи. Парни с хрустом падали, судорожно корчились, стонали, по их позам угадывались вывихи и сложные переломы. Будут знать! – шепнула Вероника.

– Извините, девочки, это какое-то недоразумение, – Миша отряхнул брюки. – Из-за них не успел остановить такси. Пойдёмте!

Это как-то слишком жестоко, подумала Вера, с тревогой взглянув на Веронику, и как-то не по-настоящему, но должна же быть справедливость, наконец, ведь они сами полезли, придурки. Миша обнял её за плечи, заглянул в глаза. Ненастоящий? Да ну, ерунда, наоборот, так и должно быть.

11. Свадьба

Мелькнули три месяца. В последнюю неделю Вера с Вероникой объездили все свадебные салоны в городе, выбирая наряды. Миша предлагал купить какое-нибудь необычное платье, яркое, красное или синее, например, но им хотелось чистоты и классичности. Вера остановилась на роскошном итальянском платье «ампир», молочного цвета, с гладким строгим топом и широким шлейфом, расшитым жемчужными узорами. Консультанты сомневались: это платье скорее для блондинки, но Миша поддержал Веру, заметив, что её чёрные волосы будут отлично гармонировать с его костюмом. Классика так классика, решил он, и подобрал для себя шикарный австрийский фрак из тревира и шерсти, чёрный с отливом, тёмно-серые в тонкую полоску брюки, и чуть более светлые жилет и галстук. А Вероника заказала себе платьице повеселее, топлёное молоко с бежевым, со вставками из китайского шёлка и большими сиреневыми цветами.

Ехали в ЗАГС на линкольне слоновой кости, мама плакала в платочек, свекровь поддерживала беседу, интересовалась, почему не венчались. Вера отвечала шутливо, а сердце колотилось без остановки, смотрела в окно – демонстрация с плакатами, крики, перекошенные лица, милиция в касках и со щитами, и чего им всем не хватает? – смешно венчаться, когда на заднем сиденье Бог. Она оборачивалась, и Вероника радостно улыбалась ей – наверное, представляет, что и она так когда-нибудь. Остановились, вышли. Миша держался так уверенно и достойно, что волны любви и гордости поднимались у неё в груди. Фотограф руководил: сюда, сюда, теперь сюда. В торжественном зале им читали из красной папки, звучал гимн, ставили подписи по очереди, на улице сыпался рис, с шорохом взлетали голуби, под ноги падали нарядные кленовые листья. Милая Вероничка, сдержала слово, золотая осень теперь навсегда!

Фотосессию проводили за городом, на просёлочной дороге чуть в стороне от шоссе. Папа шёпотом удивлялся: это тот самый Вадим К? Как вы его залучили? Он же мэтр, гений, его чуть ли не каждый день по ТВ! Вадим скептично осматривался, сетовал, что дождей мало, очень сухо. Для тех, кто не в теме, он кратко пояснил, что в последнее время отошёл от постиндустриализма, и теперь объектом его художественного внимания стала грязь. Грязь – это жизнь, это первооснова. Погружаясь в грязь, человек, как ни парадоксально, очищается! От стереотипов мышления, от… Вера недоумённо посмотрела на Веронику, Вероника – на Вадима, и Вадим тут же поправился: шутка! теперь главный объект моего художественного внимания – котята и щенки. Кто из нас не испытывал умиления и радости при виде этих ангельских созданий, пушистых, добрых, с мягкими лапами и большими головами? Ассистенты уже несли котят и щенят, кто в сумках, кто за пазухой, кто в охапке. Все прошли ещё дальше к роще, и там, на фоне стройных берёзок, Вадим снял с объектива крышку. Виталя, которого пригласили свидетелем, засмеялся было, но папа одёрнул его – что ты, сынок! Эту фотографию, может, через сто лет дети в школах будут изучать! Вот так, немного повернитесь, вот так, невеста чуть выше голову, руки прямо, жених серьёзен, щёлк, щёлк, а теперь присядьте, осторожно, не наступите на котёночка, так, свободнее, раскованнее, вот того белого возьмите на руки, а чёрного прижмите к щеке.

Ужинали в том самом ресторане, в котором Миша сделал ей предложение. Бюджетное место, но Вера настояла. Валованы, тарталетки, грибной кокот, канапе на белом хлебе, сыр с виноградом, Гендель и много-много шампанского! Кричали «горько!», а Катя громче всех, она сидела между Виталей и Вадимом. Пели хором арии, танцевали сарабанду, баловали собачку эклерами, слушали праздничную лекцию Валентина Валентиновича по теории поля, играли в го – предусмотрительный Сан Саныч принёс с собой несколько походных наборов, спасибо вам, волшебный Сан Саныч!

12. Хороший аперитив

Свадебное путешествие начали с Парижа, с моста Пон-Нёф ранним утром. Ой, неужели мы правда здесь! Я так давно мечтала! Вера крутилась на месте, от восторга теряясь и не зная, на что смотреть. В какую сторону течение? Влево, нет, вправо! На мосту одинокие туристы с цветными рюкзачками, у Миши тоже рюкзачок, синий. Целовались на полукруглом выступе между фонарей, свернули на набережную, посидели на сыром парапете. В такую рань уже картины продают! Магазины, кафе, туристические агентства, серые неуютные дома – неужели в них живут, или там офисы? Нет, Миша, всё-таки они красивые, смотри вон на тот дом, сколько всяких башенок, мансард, украшений, даже скульптуры, и такое несимметричное. А что это там виднеется такое большое, двубашенное, не знаешь, Вероника? Это Нотр-Дам де Пари! Они подошли близко, долго рассматривали, Миша держал её за руку – а внутрь пускают? да, но ещё рано – утомились, сели пить чай в брассери тут же на углу.

Когда Миша не признавался в любви, Вера отвлекалась и замечала, как с людьми вокруг них происходили всякие приятные мелочи. Официанты обнаруживали сказочные чаевые, пожилая дама за соседним столиком сообщила мужу, что её мигрень вдруг бесследно прошла, турист в углу восторженно восклицал в телефон, что ему продлили бессрочно все визы одновременно. Вероника не подавала виду, кушала с удовольствием круассаны и, разложив карту, водила по улицам пальчиком, выбирая маршрут дальнейших прогулок.

Через неделю Париж им наскучил, и они отправились в Барселону. Обошли кругом площадь Каталонии, закусили в Макдоне и двинулись по Рамбле. Слишком много народу, конечно, а что ж вы хотели, самая известная улица. Свернули в улочки, Вероника сказала, что проведёт их к Площади Испании, это минут сорок, там красивые башни. Узко, каменно, высокие пёстрые дома, обилие решёток и закрытых рольставней, кое-где пальмы, если свернуть туда, то будет музей, хотите? Нет. Наконец вышли на широкую улицу Параллель, стало просторно, много неба, а скоро и две башни, да, здорово! А если пройти между ними, придём к Магическому фонтану, но туда лучше вечером, подсветка клёвая.

Вскоре Вера поняла, что уже устала, что свадебное путешествие – это не более чем хороший аперитив к основному блюду, главному, которое ещё не подали. Она намекнула, и Миша сразу же согласился, поняв по-своему: хватит с нас Европы, надо пожить недельку-другую в Токио. Ты мечтала о Париже, а я о Токио! Вероника поддержала его – давай, Веронька, сестричка, ну давай! Вера расцеловала её, и они в тот же день сняли два просторных номера в отеле с видом на Радужный мост. Они без устали бродили по огромному городу, катались на электричках, ходили в чайные клубы, на турниры по го, в синтоистские храмы, на рыбный рынок, в музей студии Гибли, и, конечно же, в театр Кабуки.

13. Напоследок перед возвращением

Веру немного смущало, что Миша ни разу не удивился, отчего у них всё так гладко и хорошо происходит, как в кино или в сказке, и даже ни разу не заметил нежного свечения над головой её сестрёнки. И снова сомневалась – настоящий ли? Но как он мог быть поддельным, если она знала его ещё до того, как познакомилась с Вероникой? У Вероники спрашивать не хотела – смотреть в зубы дарёному коню неблагодарно. По утрам заплетала ей мягкие каштановые косички, вплетала ленты, а потом она смотрела в зеркало, сияла и обнимала Веру за шею – спасибо, лучше тебя никто не смог бы!

В Токио у Веры началась задержка, она подождала неделю и сказала Мише, когда они гуляли у Императорского дворца Кокё. Он сначала не понял, о чём она, а когда понял, то подхватил её на руки, закружил по тротуару: как я счастлив, любимая! И тут же поставил на землю – что это я, надо осторожно! Обеспокоенно заглядывал в лицо: как ты себя чувствуешь? Что мне нужно делать? Она прижалась к нему, поцеловала в шею, ничего не нужно, ещё долго ждать, готовься пока морально.

Напоследок перед возвращением ей хотелось устроить шопинг в Италии, Вера слышала, что там есть огромные магазины, в которых всё хорошее в одном месте и задёшево. Если в Италии, сказала Вероника, то лучше всего Фиденца Вилидж, там можно несколько дней провести, лучший отдых! Миша, ты готов?

Фиденца Вилидж оказался совсем не большим магазином, как представляла Вера, а целым городком. Они подолгу простаивали у витрин, обсуждая цвета и формы моделей, заходили внутрь, вдыхали запах, перебирали длинные пёстрые ряды. Вере нравилось наряжать Мишу, на его идеальной фигуре выглядели гармонично любые вещи. Вместе в примерочной, за плотной шторой, оглаживать джемпер на мощном животе, повернись ко мне – поцеловать – надень вот эти джинсы, нет, не натягивай до шеи, спусти чуть пониже. Миша охотно одевался-раздевался, и ещё более охотно, без устали, одевал её: приносил ей размер чуть больше или чуть меньше, отдёргивал шторку, пройдись, не стесняет движения? А теперь спиной. Какая ты красивая! Вероника переводила, хлопала в ладоши, когда платье сидело, а для себя выбрала себе сумку в пастельные квадратики и бежевые замшевые сапожки.

14. Саша

Они вернулись домой с огромными мешками подарков для родных и друзей, с неисчислимыми гигабайтами фотографий, с любовью, крепкой, как скала. Снова потянулось радостное и торжественное ожидание. Уходя на работу, Миша осторожно, чтобы не разбудить, гладил её по волосам, но она уже не спала, подсматривала из-под приоткрытых век, как он завязывает галстук, а в последний момент подбегала к нему, целовала много-много раз и махала рукой на прощанье. Возвращалась в постель. Лёжа на белоснежных простынях и лаская собачку, прислушивалась, как на кухне на цыпочках хлопочет служанка, прислушивалась к себе, к таинственным течениям внутри.

УЗИ показало, что будет девочка. Миша восхитился – да, да, именно о девочке я и мечтал! Мальчик, конечно, тоже хорошо, но девочка – это просто верх блаженства! Я уже люблю её! Миша всхлипнул в трубку от наплыва чувств, бросил все дела и приехал домой. Они любили друг друга, а потом до глубокой ночи выбирали имя – перерыли все словари и сайты, вспомнили и обсудили всех знакомых, мечтали, какой она станет и какой бы им хотелось её видеть. Наутро решили: назовём Сашей. Пусть она будет немножко не такая, как все, пусть у неё будет женская красота, мужская сила и мудрость Сан Саныча, нашего мастера го.

Миша оплатил лучшую клинику в городе, поговорил лично со всеми врачами и сёстрами, но до последнего дня не хотел отпускать Веру из дома. Под окнами круглосуточно дежурил шофёр с заведённым двигателем, а Миша взял небольшой отпуск, готовил ей фруктовые смеси и читал вслух Толстого.

Саша родилась очень легко, совсем не так, как ожидала Вера. Конечно, было больно, но терпимо и недолго, и она даже удивилась – уже всё? Три триста шестьдесят – волшебные цифры! Тяжёленькая, с чёрными волосиками, вот ты какая, моя Саша. Миша пришёл в голубом халате и принёс огромный букет нарциссов, где только взял в такую пору, врач хмурился, но Миша успокоил его, сказал, что никакой аллергии не будет, и не было. Дома уже ждала новенькая синяя коляска, длинный ряд трогательных маленьких одёжек, белых, розовых и умилённые до слёз в глазах мама и свекровь.

А в годик с небольшим у Саши появились три розовых пятнышка и небольшая температура, и доктор сказал, что ветрянка, и Вера обеспокоилась страшно, но на следующий день пятнышки прошли без следа. А Вероника, где же Вероника, я совсем о ней забыла, и в какой момент она исчезла, но ей конечно уже давно пора, людей так много, она и без того очень старалась, так долго была со мной, разве я заслужила такое счастье?